Рубрика: Часть 3. Юмор

Понимая, как у нас формируются определенные эмоции, не надо забывать, что этот процесс поддержан эволюционно. То есть надо помнить о том, что формирование тех или иных эмоций связано не только с особенностями нашего опыта, но и со способностью выделить в этом опыте необходимые факторы, а значит, со структурой проекций зон коры, с системой ощущений и рефлексов. А это, в свою очередь, означает, что возникновение в процессе эволюции физиологических основ для формирования определенных эмоций должно сопровождаться некой конкретной целесообразностью, которую они привносят в поведение. Такую целесообразность можно выделить и для эмоции «смешно».

Обратим внимание, что мы говорим сейчас не о том, что эмоции возникают по ходу эволюции. Все эмоции формируются при жизни и для каждого человека заново. Мы ведем разговор об эволюционном возникновении тех особенностей мозга, что позволяют формироваться необходимым эмоциям.

Социальное осмеяние

Главная целесообразность — в регулировании социального статуса внутри группы. Понижение статуса одного из членов социума автоматически приводит к относительному повышению статуса всех остальных. То, что попадает под осмеяние, — это все проявления физической неловкости или ущербности, проявления глупости, проявления незнания или неумения. То есть всего того, что влияет на мнение остальных относительно наших возможностей.

Обучающее осмеяние

Осмеяние принесло с собой еще один смысл. Социальная эволюция подразумевает наследование правил и норм, принятых в обществе. При этом важно и проинформировать о наличии правил, и сформировать эмоциональный опыт по отношению к их соблюдению. Осмеяние позволяет решить обе задачи. Оно позволяет просигнализировать о нарушении и обеспечить надежное уведомление каждый раз, когда что-то делается не так. Вместе с негативными эмоциями от осмеяния тот, кто стал его объектом, приобретает возможность узнать новые для себя правила.

Когда ситуация осмеяния связана с нарушением социальных норм, возможны два варианта:

• Когда человек нарушил эти нормы по незнанию. Это характеризует его неопытность. Осмеяние позволяет ему узнать о существовании нарушенных правил и научиться им следовать.
• Когда человек был осведомлен о нормах, но нарушил их по недомыслию, неправильно просчитав последствия своих действий или чего-то не предусмотрев. Этот промах воспринимается остальными как негативная оценка его умственных способностей, что для того, над кем смеются, исключительно обидно.

Обратите внимание, что ситуации, в которых кто-то сознательно нарушает известные ему социальные нормы, никогда не бывают смешными. Например, если с человека в присутствии других случайно упадут штаны – это вызовет смех, если же он снимет штаны специально, то реакция будет совершенно иной.

Изначально, от рождения, и улыбка, и смех имеют рефлекторную природу. Они генетически связаны с ситуациями, доставляющими ребенку удовольствие. По мере обучения улыбка и смех становятся составляющими многих устойчивых форм поведения. Некоторые из них сохраняют связь с удовольствием, некоторые нет. Связь с удовольствием порождает два типа ситуаций смеха.

• Искренний. Когда смех и улыбка соответствуют состоянию «хорошо». Например: когда нам смешно, когда мы радуемся своим успехам или при злорадстве.
• Формальный. Когда улыбка и смех воспроизводятся при отсутствии удовольствия. Например: при улыбке из вежливости или при сарказме.

В своих формах, не связанных с рефлексами, улыбка и смех – это поведение, сформированное в результате опыта. Поведение условно рефлекторное. При этом не сводящееся к единственной причине, а имеющее множество мотивов для проявления. Но, учитывая изначальную природу смеха, неудивительно, что большая часть ситуаций, в которых проявляются улыбка и смех, – это ситуации удовольствия.

Для относительной полноты картины отметим, что кроме смеха есть еще одно выражение удовольствия – «томная радость». Это проявляется, например, когда мы выражаем восхищение вкусом еды. Можно предположить, что такое поведение формируется у ребенка при кормлении его грудью или соской, когда он испытывает удовольствие и одновременно с этим сосет. В зависимости от обстоятельств мы используем эту мимику там, где смех может быть неуместен. Например, при сексе, когда смех может быть истолкован превратно, мы часто используем именно «томную» манеру, чтобы выразить «как нам вкусно».

Собственно, главная мысль в том, что для многих ситуаций, связанных с удовольствием, формируются сопровождающие их улыбка и смех. Причины удовольствия могут быть самые разнообразные. Среди них есть и те, что связаны с социальным статусом. Можно выделить три типа ситуаций, имеющих к этому отношение:

• Злорадство
• Осмеяние
• Смешно

Понимание того, как они связаны между собой, собственно, и раскрывает природу смеха.

Злорадство

В основе цепочки состояний, ведущих к эмоции «смешно», лежит состояние злорадства. Так мы назвали удовольствие, связанное с повышением нашего статуса за счет понижения статуса другого. Оно может быть следствием нашей победы в поединке, а может быть результатом чужой неудачи, не связанной с нами. Улыбка и смех проявляются при злорадстве, как, собственно, и при других удовольствиях.

Осмеяние

Когда неудачи других происходят при скоплении свидетелей, это формирует осмеяние. Наш смех заставляет окружающих обратить внимание на происходящее. Если мы смеемся над чьим-то промахом, то, чем больше людей это наблюдает, тем сильнее падает социальный статус того над кем смеются, и тем выше наше удовольствие. Кроме того своим смехом, в соответствии с «теорией превосходства», мы демонстрируем, что мы «не такие» и эта неудача нас не касается, а кроме того мы, привлекая внимание других, «делимся с ними удовольствием». И то и другое приносит нам дополнительную радость. Такая положительная обратная связь ведет к тому, что смех при осмеянии становится громче и ярче, чем смех в других ситуациях, с аналогичным уровнем удовольствия.

Как косвенное доказательство справедливости наших рассуждений можно упомянуть манеру показывать пальцем или рукой на объект осмеяния. Это поведение формируется одновременно с сильным смехом и изначально, как и громкий смех, является «приглашением посмеяться за компанию». Со временем это действие становится условно рефлекторным.

Смешно

Когда как производная эмоция от злорадства формируется эмоция «смешно», она наследует от него и улыбку, и смех. Осмеяние же делает эти проявления радости более яркими, чем при других положительных эмоциях. Со временем, по ходу воспитания, злорадство и связанное с ним осмеяние приобретают более сложную эмоциональную оценку. Так как они связаны с причинением вреда другим и поскольку осуждаются общественной моралью, то ряд ситуаций, относительно которых у нас формируется представление о неприличности осмеяния, перестает радовать нас столь сильно и, соответственно, не вызывает смех. Но а поскольку эмоция «смешно» есть наша реакция на проявление неудачи других, не содержащая радости от личной выгоды, то ничто не останавливает нас в этом случае от сильного проявления своей радости. В результате получается, что наиболее сильный смех у людей связывается именно с ситуациями «смешно», именно в этих ситуациях он чаще и ярче всего проявляется. По этой причине люди начинают считать ситуации «смешно» и эмоцию «смешно» первичными по отношению к происхождению смеха, а остальные случаи смеха воспринимают как их сложную форму проявления.

Итак, мы пришли к тому, что нас радует все, что повышает наш социальный статус. Это может быть: либо демонстрация наших успехов, либо наблюдение за неудачами других. И то и другое, когда ведет к тому, что растет наш относительный статус, оценивается нами положительно. Но суть эмоций в том, что они оценивают статистические закономерности. Поэтому формируется положительная оценка характерных признаков этих ситуаций. И мы начинаем получать удовольствие от этих признаков, даже если они никак не влияют на изменение нашего социального статуса.

Достижения

Способность решить трудную задачу, умение найти ответ на каверзный вопрос, возможность доказать свою силу и ловкость – все это дает возможность поднять наш статус в глазах окружающих. Доказывая остальным собственное превосходство, мы формируем у себя положительное отношение к самому факту доказывания. И со временем оказывается, что «достижения» доставляют нам удовольствие и сами по себе, даже если никто этим не восхищается. То есть, конечно, удовольствие сильнее, если есть восторженные зрители, реальный соперник и конкретная связь с повышением статуса. Но важно то, что даже если нет ничего кроме факта «достижения», то мы все равно даем этому положительную оценку и получаем свою дозу радости. Благодаря этому мы играем в шахматы с компьютером, решаем головоломки «для себя», играем во всевозможные «таймкиллеры» и делаем многое другое, радующее нас имитацией демонстрации собственной значимости.

Самооправдание радости достижений

Получая удовольствие от голых фактов «достижений», мы пытаемся найти рациональную причину, стоящую за этим. Во всем, что связано с эмоциями, сквозит «классическая» парадигма: каждое удовольствие – проявление целесообразности. И мы объясняем себе, что логические игры развивают интеллект, решение головоломок повышает сообразительность, отгадывание кроссвордов положительно сказывается на общей эрудиции и так далее. Понятно, что с наших позиций все эти объяснения — «от лукавого». Но для очень многих такие объяснения позволяют чувствовать, что им понятны мотивы этих эмоций. То есть, если человек получает удовольствие, побеждая в драке компьютерного оппонента, то, возможно, он объясняет причины этого тем, что это тренирует его ловкость, или тем, что он представляет на месте компьютера реального противника. Такое объяснение позволяет ему быть в ладах с самим собой и не терзаться попытками проникнуться нашей моралью, что его эмоции – лишь результат статистической обработки накопленного опыта.

Смешно

Демонстрация собственного превосходства – первая часть интриги вокруг удовольствий, связанных с повышением социального статуса. Вторая часть – радость от понижения статуса других. Так же, как и с демонстрацией достижений: по мере накопления опыта главный признак, характерный для всех ситуаций подобного рода, приобретает положительную оценку. То есть мы начинаем получать удовольствие от восприятия самого того факта, что кто-то совершил поступок, демонстрирующий его несостоятельность. При этом удовольствие остается, даже если это не влияет на повышение нашего статуса. Как несложно догадаться, именно эту эмоцию и принято называть «смешно». Когда неудача другого несет нам очевидную выгоду, мы называем это злорадством. Эмоция «смешно» — производная эмоция по отношению к злорадству. Она сохраняет общий признак – демонстрация чужой несостоятельности, — но теряет характерный для злорадства смысл.

То, что воспринимается нами смешным, всегда связано с тем, что кто-то попадает в неприятную для него ситуацию. Обратите внимание: принципиально важно не то, что человеку не повезло, а то, что это невезение негативно характеризует его достоинства, связанные со статусом. Как правило, для этого необходимо, чтобы неприятный, нелепый результат был следствием поступков этого человека. Неприятность, случившаяся сама по себе, не смешна. Исключение — если она подтверждает статус неудачника. Падение на банановой кожуре смешно не потому, что человек упал, а потому, что упал вследствие его же невнимательности или неловкости. Вспомните основные признаки, влияющие на социальный статус. Сила, ловкость, ум, должность, богатство, авторитет, популярность, привлекательность. Демонстрация ущербности человека в любом из этих качеств – причина для смеха.

Как это ни удивительно, но наше объяснение охватывает все проявления эмоции «смешно». Не существует смешных фраз или ситуаций, имеющих иную природу. Если нам смешно, то это всегда связано с чьим-то попаданием в нелепую ситуацию.

АДВОКАТ: Назовите день вашего рождения.

СВИДЕТЕЛЬ: Восемнадцатое июля.

АДВОКАТ: Год?

СВИДЕТЕЛЬ: Каждый год.

АДВОКАТ: Каким образом действует на вашу память амнезия?

СВИДЕТЕЛЬ: Иногда я о чем-нибудь забываю.

АДВОКАТ: Приведите примеры того, о чем вы забыли.

АДВОКАТ: Сколько лет вашему сыну?

СВИДЕТЕЛЬ: Какому из трех?

АДВОКАТ: Двадцатилетнему.

СВИДЕТЕЛЬ: Скоро будет двадцать один.

АДВОКАТ: У вас сколько детей?

СВИДЕТЕЛЬ: Двое.

АДВОКАТ: Сколько мальчиков?

СВИДЕТЕЛЬ: Ни одного.

АДВОКАТ: А девочек?

АДВОКАТ: Скажите, вы присутствовали на вечеринке в тот момент, когда вас там сфотографировали?

СВИДЕТЕЛЬ: Не могли бы вы повторить вопрос?..

АДВОКАТ: Чем закончился ваш первый брак?

СВИДЕТЕЛЬ: Смертью супруга.

АДВОКАТ: Мужа или жены?

АДВОКАТ: Доктор, когда вы проводили вскрытие, мистер Дентон был мертв?

СВИДЕТЕЛЬ: Нет, он сидел на операционном столе, и мы с ним весело болтали.

АДВОКАТ: Доктор, вы проверили его пульс до того, как начать вскрытие?

СВИДЕТЕЛЬ: Нет.

АДВОКАТ: А вы измерили кровяное давление?

СВИДЕТЕЛЬ: Нет.

АДВОКАТ: Вы удостоверились в отсутствии дыхания?

СВИДЕТЕЛЬ: Нет.

АДВОКАТ: Значит, когда вы начали вскрытие, пациент мог быть еще жив?

СВИДЕТЕЛЬ: Нет.

АДВОКАТ: Почему вы так уверены в этом, доктор?

СВИДЕТЕЛЬ: Дело в том, что его мозг был доставлен мне отдельно от тела.

АДВОКАТ: Даже несмотря на это ваш пациент все же мог быть еще жив?

СВИДЕТЕЛЬ: Разумеется. И он даже мог бы работать адвокатом!

Все эти диалоги объединяет одно. Адвокат, задавая вопрос, ответ на который очевиден для всех, кроме него, демонстрирует собственную глупость, что и вызывает эмоцию «смешно».

Гаишник останавливает автомобиль.

Опускается окно, водитель, заискивающе улыбаясь:

— Здравия желаю, товарищ капитан! Вот, пожалуйста, права, техпаспорт, доверенность, страховочка, само собой, все как положено, как надо…

С заднего сиденья детский голос:

— Папа, а где козлы?

В этом анекдоте папа попадает в щекотливую ситуацию, которая грозит ему большими неприятностями. Но, что важно, – это результат его предыдущих поступков, которые мы, как и гаишник, восстанавливаем по фразе ребенка. И это дает нам основание воспринимать водителя не как жертву обстоятельств, а как «глупца», который не смог предвидеть последствий своих поступков. Если изменить ситуацию и убрать вину водителя в происходящем, то исчезнет и эмоция «смешно». Ситуация, когда инспектор издевается над водителем, сама по себе несмешна, если никак не характеризует водителя.

Из зоопарка сбежал слон. Звонок шерифу:

— Сэр! В моем огороде стоит огромная серая крыса!!!! Она срывает хвостом капусту…

— И что с ней делает?

— Сэр! Вы не поверите!..

Здесь нас смешит не слон и не образ огромной крысы, жрущей хвостом, а глупость звонящего, который не просто не узнал слона, но из всех объяснений происходящего выбрал, пожалуй, самое нелепое.

Играют джентльмены в гольф.

— Я смотрю, у вас только один мяч для игры! Не боитесь потерять?

— Нет, это особенный мячик. Его невозможно потерять!

— Ну а если он случайно залетит в кусты?

— Тогда я найду его по звуковому сигналу, который он начнет издавать!

— Ну а если попадет в озеро?

— Он сделан из особенного вещества и не тонет в воде!

— А если потеряется в темноте?

— В темноте он начинает светиться!

— Потрясающе! А где вы его взяли?

— Нашел…

То, что делает смешным этот анекдот, – это уверенность владельца в невозможности потерять свой мяч, при условии, что сам он его нашел. Противореча сам себе, он демонстрирует определенную глупость, что, собственно, нас и веселит.

Конечно же, идея о том, что смешное связано с «демонстрацией ущербности» ненова. Аристотель в «Поэтике» формулирует различие между трагедией и комедией. Аристотель усматривает разницу в том, что первая стремится изображать «лучших людей, нежели ныне существующие», а вторая – худших. «Комедия – есть подражание худшим людям, однако не в смысле полной порочности, но поскольку смешное есть часть безобразного: смешное – это некоторая ошибка и безобразие, никому не причиняющее страдания и ни для кого не пагубное; так, чтобы не далеко ходить за примером, комическая маска есть нечто безобразное и искаженное, но без страдания».

Немецкий философ Куно Фишер рассматривал комическое через анализ карикатуры. Зигмунд Фрейд писал (Фрейд, 2009), что у Фишера «предмет комизма — безобразное в какой-либо одной из форм своего проявления», «где оно скрыто, там его нужно открыть свету комического созерцания, где оно мало или едва заметно, его нужно извлечь и показать так, чтобы оно проявило себя ясно и открыто… Так возникает карикатура» (Фишер, 1889).

Противоречие в самооправдании

Когда мы говорили о том, как люди объясняют себе причины удовольствия от собственных успехов, мы отмечали, что люди, проводят связь между этим удовольствием и неким резоном, то есть той выгодой, что стоит за этой ситуацией. В случаях, когда такой выгоды не существует, человек все равно придумывает хоть какое-нибудь, пусть даже нелепое, объяснение. Мы всегда хотим контролировать происходящее и понимать или думать, что понимаем, причины собственных эмоций. В случае с эмоцией «смешно» это приводит к противоречию. Суть его хорошо сформулировал писатель Сергей Лукьяненко:

«Так вот, мне ОЧЕНЬ не нравятся выводы, к которым Алексей (Редозубов) пришел. Я не хочу признавать, что самая хорошая, добрая, радостная человеческая эмоция (во всяком случае, мы ее привыкли считать такой) имеет в своей основе… банальное глумление над чьей-то неудачей».

То есть если считать, как это принято, что все эмоции имеют целесообразную причину, то получается, что если согласиться с тем, что за эмоцией «смешно» всегда стоит чья-то неудача, то придется признать, что все мы постоянно радуемся чужим бедам. А поскольку глумление над чужой неудачей, как, собственно, и радость от чужого промаха – поведение недостойное и осуждаемое обществом, то получается, что способность воспринимать смешное – качество, которое, по идее, тоже должно осуждаться. Но весь наш жизненный опыт говорит, что все совсем не так – никакого осуждения нет, и вообще, можно смеяться и шутить никого не обижая. Короче, противоречие налицо.

Конечно, это противоречие мнимое, и его истоки мы уже многократно обсуждали. В основе путаницы лежит отождествление исходных эмоций и эмоций производных от них. Вкус еды — не то же самое, как то, как мы воспринимаем еду на вид. Хотя наше отношение к виду еды – это эмоции производные от вкуса. Все как в математике: функция, конечно, связана с ее производной, но, если не считать экспоненты, это всегда две разных функции. Эмоция «смешно» действительно есть результат статистического наблюдения мозга, что понижение социального статуса кого-либо из членов нашей группы повышает наш относительный статус внутри этой группы. На основе этого и возникает положительная эмоциональная оценка «чужих неудач» вообще. Но нельзя, когда мы получаем удовольствие от смешного поступка, каждый раз связывать его с выгодой для нас и называть это глумлением. Если толковать злорадство как радость от выгодной для нас неудачи другого, то производная от злорадства эмоция «смешно» – это радость от чужого промаха даже при отсутствии собственной выгоды. «Чужое горе веселит, забываешь о своем».

Великий писатель-юморист Стивен Ликок в рассказе «Юмор, как я его понимаю» писал: «Мне всегда казалось, что настоящий юмор, по самой сути своей, не должен быть злым и жестоким. Я вполне допускаю, что в каждом из нас сидит этакое первобытное дьявольское злорадство, которое нет-нет да и вылезет наружу, когда с кем-нибудь из наших ближних стрясется беда, – чувство, столь же неотделимое от человеческой натуры, как первородный грех. Что ж тут смешного, скажите на милость, если прохожий – в особенности какой-нибудь важный толстяк – вдруг поскользнется на банановой кожуре и грохнется оземь? А нам смешно. Конькобежец чертит по льду замысловатые круги, хвастаясь своим искусством перед зеваками, вдруг лед трещит и бедняга проваливается в воду, – все весело хохочут. Вероятно, далекому нашему прародителю такое происшествие только тогда показалось бы смешным, если бы толстяк сломал себе шею, а конькобежец ушел бы под лед навеки. Могу себе представить – вокруг зияющей дыры, поглотившей конькобежца, стоит орава троглодитов и, что называется, лопается от смеха. Если бы в те времена издавали газеты, этот случай появился бы в печати под броским заголовком: «Презабавное происшествие. Неизвестный провалился под лед и утонул»» (Ликок, 1967).

Теория превосходства

Еще XVII веке Томас Гоббс сформулировал «теорию превосходства». По Гоббсу, «гримасы, именуемые смехом», выражают нашу эгоистическую и тщеславную «внезапную гордость» от осознания того, что мы сами, дескать, благороднее, умнее и красивее объекта. Надо отдать должное Гоббсу, он достаточно точно уловил то, какие ситуации попадают под осмеяние. Он совершенно верно заметил, что это всегда случаи, когда кто-то попал в ситуацию ущербно его характеризующую.

Крайнюю версию «теории превосходства» изложила М. Т. Рюмина, по мнению которой, смешное – это «ситуация зла, происходящая с другим», причем «субъект-наблюдатель тут попадает как бы на место Бога» и эгоистически радуется собственной безопасности. «Трагическое и комическое почти во всем совпадают (характер ситуации и положение человека в ней), а разнятся только в выборе точки зрения» (Рюмина, 2011).

Наша поправка к «теории превосходства» следует из того, что мы описали относительно самооправдания. Не стоит отождествлять эмоции исходные и производные эмоции. Те мотивы, что справедливы для исходных эмоций, нельзя переносить на эмоции производные. Ситуация превосходства – это ситуация, когда либо мы доказали свою состоятельность, либо кто-то продемонстрировал свою несостоятельность. Превосходство несет удовольствие. Это удовольствие формирует производные эмоции. В том числе эмоцию «смешно» как положительную реакцию на признак того, что кто-то проявил себя нелучшим образом. Поэтому отметим «теорию превосходства» как очень ценную для объяснения ситуаций превосходства, но недостаточную для объяснения смешного.

Свойства смешного

Можно сформулировать несколько правил, относящихся ко всем смешным ситуациям.

• Непременно должен быть кто-то, попавший в нелепую ситуацию. Он должен попасть в положение, которое демонстрирует его определенную ущербность, чаще всего связанную с физическими или умственными способностями либо с незнанием принятых норм.
• Если присутствует ситуация выхода за рамки принятого, то это должно быть не сознательное нарушение норм, а нечто связанное с проявлением глупости и недальновидности. Как частный случай глупости можно считать незнание принятых правил.
• Мы должны быть непричастны к объекту осмеяния, то есть понижение его социального статуса не должно затрагивать нас. Предположим, все узнали о том, что жена изменила мужу. У мужа эта ситуация измены вызовет гнев. Сторонние наблюдатели могут посмеяться над «рогоносцем» и над женой, «которую застукали». У мужа насмешки над ним вызовут сильнейшую обиду. Родственникам же мужа в силу определенной «сопричастности» (задета честь семьи) скорее всего в этой ситуации тоже будет не смешно.
• Смешная ситуация не должна быть слишком драматичной. Ситуация не воспринимается как смешная, если связана с реальной смертью, увечьем или горем. В этих случаях возникают совсем другие эмоции. Так, когда в шутках упоминается смерть, то она всегда носит условный характер. То есть либо касается абстрактного персонажа, либо подразумевает продолжение действия в загробном мире.
• Социальные нормы регулируют уместность осмеяния. Например, «грешно смеяться над больными людьми». Отрицательные эмоции, связанные с нарушением социальных норм, компенсируют удовольствие от превосходства по статусу и вносят корректировки в формирование самой эмоции «смешно».

В точных науках все используемые термины однозначно определяются через иерархичную, выстроенную этой наукой, систему понятий. В науках менее формализованных используется подход «толкования понятий» через более простые и интуитивно более понятные термины. В таких случаях стоит использовать толкования, позволяющие наиболее точно передать суть того, что выделил наш мозг по ходу обобщения и что было изначально сопоставлено с толкуемым словом или словосочетанием. Вместо этого порой вводятся определения или толкования, опирающиеся на внешние признаки явлений и теряющие большую часть исходной сути. Приблизительно так в социологии получилось с социальным статусом. По мнению социологов, социальный статус — это положение, занимаемое индивидом или социальной группой в обществе или отдельной подсистеме общества. Определяется по специфическим для конкретного общества признакам, в качестве которых могут выступать: экономическое положение, национальность, возраст, образование и многие другие качества. Почувствовав, что этого недостаточно, социология заявила, что каждый человек обладает не одним, а несколькими статусами. Совокупность социальных статусов она назвала статусным набором.

Попробуем несколько уточнить определение социального статуса и приблизить его к интуитивному пониманию. Можно вполне обоснованно предположить, что за этим понятием стоит оценка способности человека влиять на происходящее в той сфере его жизни, относительно которой понятие «статус» формулируется. Тогда становится понятно, откуда берется статусный набор. Всякий человек имеет несколько кругов общения, например: работа, семья, друзья, общество. Для каждого круга возможна своя уникальная оценка.

Многие толкования подсказывает сам язык. Социальный статус по смыслу совпадает с понятием «престиж». Если же взять значение исходного французского «prestige», то окажется, что это и есть уважение, влияние, которым пользуется кто-либо.

В такой трактовке очевидно, что социальный статус совпадает с оценкой уровня власти. Чем больше власть человека в определенной группе, тем выше его социальный статус для членов этой группы. Власть в этом случае надо рассматривать не как безусловное подчинение, а как возможность любым способом влиять на ход событий. Это влияние могут дать, например:

• физическая сила, которая дает способность сделать что-либо или заставить сделать других;
• ум, дающий способность найти способы добиться своего.
• способность убедить других;
• занимаемая должность и возможность приказать;
• дружба с теми, кто у власти;
• финансовое могущество;
• авторитет, известность, популярность, то, что делает мнение такого человека важным для других;
• внешняя или внутренняя привлекательность, позволяющая добиваться своего от людей, заинтересованных в общении с носителем привлекательности.

Судить о наличии у человека перечисленных способностей мы можем либо из опыта наблюдения за тем, как эти способности проявляются, либо по их косвенным признакам. Так, дорогая одежда, неприлично дорогие часы, представительская машина – это могут быть признаки того, что их владелец добился определенных успехов, а значит, наделен некоторыми «талантами». Таких признаков существует великое множество. Признаками статуса для нас служит все, что статистически с ним коррелирует. Как и ко всем признакам ценных качеств, по отношению к этим признакам возникает собственная положительная эмоциональная оценка.

Бриллианты не особо красивее стразов. Искусственные бриллианты блестят так же, как и натуральные. Но только натуральные бриллианты стоят столь безумно дорого, а поэтому только они являются признаком социального статуса. И оттого все женщины так фанатично их любят и находят абсолютно прекрасными. Но все может измениться в один момент.

Во второй половине XIX века в Париже блистала звезда «прекрасной эпохи» певица, танцовщица и, естественно, куртизанка Ла Бель Отеро. Однажды она обедала в «Максиме», как обычно, сверкая множеством своих украшений. И вдруг вошла ее соперница Лиан де Пужи. Она была в простом бархатном платье черного цвета, а все ее бесценные украшения были надеты на сопровождавшую ее служанку. Через несколько секунд раздался гром аплодисментов, а Отеро в ярости вскочила из-за стола и покинула ресторан.

Ценность статуса

Без преувеличения можно сказать, что социальный статус – это одно из основных обобщений в жизни человека. «Основных» в том смысле, что оно исключительно сильно связано с эмоциональной окраской. Такая эмоциональная оценка – следствие всего нашего опыта социального взаимодействия. Множество эмоций возникает как обобщение удовольствий или неудовольствий, испытываемых нами во взаимодействии с себе подобными. Оценка результата почти всех ситуаций социального взаимодействия оказываются так или иначе связаны с социальным статусом их участников. Как глобальное обобщение, так или иначе коррелированное почти со всем, что происходит в социальной сфере, возникает обобщение «социальный статус».

Огромный пласт поведения человека – это поведение, сформированное эмоциями, связанными с оценкой своего или чужого социального статуса. Карьерный рост, борьба за власть, зарабатывание авторитета, репутации, гонка за большими деньгами – все это примеры, относящиеся именно к этому. Вся наша жизнь во многом подчинена непрерывной борьбе за повышение или сохранение социального статуса.

«Стремление к смыслу жизни – это стремление к своей значимости». Михаил Веллер

Относительность статуса

Наличие разных кругов общения создает относительность социального статуса. Один и тот же человек может обладать разной властью в разных сферах. Большой начальник на работе, равный в кругу друзей, послушный муж у авторитетной жены – вполне возможная картина. Отсутствие абсолютного статуса заставляет нас играть разные статусные роли в зависимости от сложившихся обстоятельств.

Эрик Берн создал замечательную теорию социального взаимодействия, основанную на транзакционном анализе. Единицу социального взаимодействия он назвал транзакцией. Далее Берн выделил процедуры и ритуалы — серии последовательных транзакций. Процедуры направлены на достижение конкретной цели. Ритуалы – это процедуры, цель которых во многом утеряна и которые существуют как социальные нормы. Затем Берн выделил времяпрепровождение как серию простых, полуритуальных транзакций, сгруппированных вокруг одной темы, целью которой является структурирование определенного интервала времени. И наконец, Эрик Берн сформулировал понятие «игра»:

«Игрой мы называем серию следующих друг за другом скрытых дополнительных транзакций с четко определенным и предсказуемым исходом. Она представляет собой повторяющийся набор порой однообразных транзакций, внешне выглядящих вполне правдоподобно, но обладающих скрытой мотивацией; короче говоря, это серия ходов, содержащих ловушку, какой-то подвох. Игры отличаются от процедур, ритуалов и времяпрепровождений по двум основным характеристикам: наличием скрытого смысла и выигрыша…

Например, если человек честно просит, чтобы его утешили, и получает утешение, то это операция. Если кто-либо просит, чтобы его утешили, и, получив утешение, каким-то образом обращает его против утешителя, то это игра» (Берн, 2007).

Несомненная заслуга Берна в том, что он не только описал понятие «игра», но и перечислил и дал анализ огромному количеству свойственных людям «игр». Кроме того он заметил, что и транзакции, и игры не возникают спонтанно, а формируются как устойчивые модели поведения. При этом многие модели формируются еще в детстве из взаимоотношений ребенка с родителями или сверстниками. Согласно Берну, модели поведения, возникшие в детстве, могут успешно применяться и во взрослом состоянии. Он объяснил это тем, что в каждом из нас живет и взрослый, и ребенок. И в зависимости от ситуации мы берем на себя определенную «роль», которую и играем в соответствии с выученным в детстве сценарием. Исходя из этого, главное в транзакционном анализе – это понимание с каким типом взаимодействия мы имеем дело. По Берну, варианты: «ребенок – ребенок» и «взрослый – взрослый» — это прямое взаимодействие, которое комфортно, а вариант: «взрослый – ребенок» — угловое взаимодействие, которое дискомфортно.

В свете наших рассуждений вместо понятий «ребенок» и «взрослый» напрашивается использование понятия «социальный статус». В каждом взаимодействии, оценив собственный социальный статус и статус окружающих, мы попадаем в колею стереотипных реакций, сформированных нашим предыдущим опытом. Новый опыт, в зависимости от результата, может скорректировать это поведение. Но для нас сейчас важно, что признаки, по которым мы «узнаем» стереотипную ситуацию, – это оценка относительных социальных статусов участников взаимодействия.

Борьба за статус

Игра вокруг социального статуса, как правило, имеет целью доказать собственную значимость. Когда это происходит в замкнутых коллективах, то оказывается, что возможность одного человека влиять на происходящее связана с ограничением этой способности у других. Иерархия общества, по сути, и означает, что мнение одних важнее, чем мнение других. Когда необходимо сделать выбор из нескольких альтернатив, именно социальный статус показывает, чье мнение окажется более значимым. В замкнутых коллективах борьба за повышение собственного статуса может протекать двумя путями: либо доказательством собственных достоинств, либо доказательством ущербности других. Иногда это совмещается в поединках. Любой поединок – это доказательство превосходства одного за счет демонстрации слабости другого.

Эмоции, связанные с социальным статусом

Опыт социального взаимодействия формирует обобщение эмоциональных оценок различных ситуаций. Зависимость социальных статусов внутри замкнутого коллектива приводит к тому, что выделяются два основных обобщения, имеющих сильную эмоциональную оценку. Одно обобщение связано с изменением собственного статуса, другое с изменением статуса окружающих. Это создает следующие названные эмоции:

• «Удовольствие – неудовольствие» от повышения или понижения собственного социального статуса.

  Гордость – удовольствие от доказательства собственного превосходства. Если другие считают, что это незаслуженно или чрезмерно, то они называют это тщеславием.

  Досада – огорчение от неудачного исхода, когда причина неудачи – случайность.

  Стыд — огорчение, связанное с демонстрацией несостоятельности, вызванное собственным промахом. Крайняя степень выраженности этой эмоции называется позором.

  Обида – расстройство, причины которого связаны с действиями других.

• «Удовольствие – неудовольствие» от понижения или повышения социального статуса других.

  Злорадство – удовольствие от неудач других.

  Зависть – огорчение от чужих успехов.

В реальных ситуациях мы часто испытываем сразу несколько эмоций. Не будем заниматься разбором всех возможных вариантов, ограничимся одним примером.

Предположим, ваш друг добился успеха, неважно какого: купил автомобиль, получил повышение, выиграл в лотерею, стал президентом или женился на супермодели. У вас непременно возникнут следующие эмоции.

• Зависть. В кругу ваших друзей его социальный статус возрастет, что несколько понизит ваш. Это чувство будет тем сильнее, чем сильнее это затрагивает изменение вашего статуса.
• Гордость. Успех вашего друга изменяет в глазах остальных не только его социальный статус, но и статус всех тех, кто с ним связан. Его успех повышает и ваш социальный статус в кругу общих знакомых.
• Альтруизм. Вам будет хорошо от того, что другу хорошо.

Сочетание этих эмоций определит итоговое состояние. В зависимости от обстоятельств оно может быть как положительным, так и отрицательным. Например, трудно искренне радоваться, «когда твоя мечта сбывается у кого-нибудь другого».

Память о статусе

Представление о статусе человека – это не некая числовая информация, выраженная одним значением, которая хранится, связанная с ним, и корректируется, когда что-то происходит. Это совокупность всех воспоминаний, относящихся к этому человеку, и их способность вызывать оценку обобщением «социальный статус». Первичная оценка статуса строится по внешним признакам: «встречают по одежке». По мере накопления опыта эта оценка постоянно уточняется. Наибольший вклад в нее вносят не косвенные признаки, а демонстрация реальных возможностей влиять на окружающее. Из оценки статуса по совокупности воспоминаний следует, что любой наш «грех», о котором известно остальным, остается в их памяти навсегда и всегда будет участвовать в формировании оценки нашего социального статуса. При простом суммировании достаточно было бы просто совершить нечто, компенсирующее это прегрешение, и все было бы восстановлено без дальнейшего ущерба для репутации. Но в жизни все несколько сложнее. Собственно, «береги честь смолоду» отсюда и проистекает.

Итак, эмоции – это статистические факторы, выделяемые мозгом, соответствующие тем явлениям, которые влияют на изменение состояния «хорошо – плохо». Первичные эмоции – это факторы, обобщающие оценки ощущений, вторичные эмоции – факторы, обобщающие пространства первичных факторов. Такое обобщение осуществляют все зоны коры. Каждая из зон имеет дело не со всей информацией, а только с обобщениями тех зон, что проецируются на нее. Структура проекций зон коры определяет то, какую специализацию, скорее всего, получит та или иная зона по ходу обучения. Естественный отбор сформировал такую систему проекций, которая позволяет получить именно тот набор эмоций, что делает человека человеком.

Чтобы проследить, как формируются те или иные конкретные эмоции, нам надо не только знать пространство ощущений человека, но и иметь представление о той среде, что его окружает. Условно окружение человека можно поделить на: физическое, природное, техногенное и социальное. Физическая среда определяется физическими законами мира. Природная среда определяется законами естественной природы. Техногенная — правилами мира вещей, созданного самими людьми. Социальная — теми правилами поведения и отношений между людьми, что приняты в обществе. Многие важнейшие эмоции – следствие адаптации человека именно к социальной среде. Конечно, мы не сможем сейчас (не потому, что трудно, а потому, что долго) серьезно проанализировать все социальное окружение человека. Но, тем не менее, сделаем акцент на некоторых моментах, которые наиболее интересны.

Человек, согласно Дарвину, произошел от обезьяны. От обезьян он унаследовал среди прочего и стайный образ жизни. Человеческие племена начали заселять землю. Эти первобытные племена эволюционировали, усложнялось их социальное устройство. Появились общины. Возникли государства. В бурлении социального прогресса родились современные формы общества. Всю свою историю человек боролся и выживал не в одиночку, а плечом к плечу с соплеменниками. Сначала эти племена боролись за место под солнцем в мире дикой природы. Когда же человек доказал свое превосходство над всеми другими видами земной жизни, борьба перешла в новое качество: в противостояние человеческих групп. Естественный отбор продолжился уже на новом уровне. Поскольку выживание и успешность социума зависят от того, как строятся отношения между его членами, то эволюция социумов вылилась в эволюцию правил, принятых внутри них. Эти правила ограничивают свободу каждого в отдельности, но за счет этого достигается усиление группы в целом.

Если взять автомобильное движение, то мы увидим, что система правил ограничивает возможности каждого отдельного водителя, но позволяет организовать такое движение, безопасность и интенсивность которого многократно превышает возможности хаотичного маневрирования.

Правила могут быть закреплены законами и подкреплены наказаниями за их нарушение. А могут быть частью принятой обществом морали и исполняться «добровольно». В случае законов законопослушное поведение можно объяснить страхом кары, следующей за нарушением. Но дело этим не ограничивается. Если бы соблюдение правил держалось только на угрозе наказания, то никто не соблюдал бы никаких ограничивающих норм, имея уверенность в том, что об этом никогда не узнают остальные. Дополнительный сдерживающий фактор – это эмоциональная оценка самого факта проступка. Если человек воспитывается в окружении, осуждающем нарушение определенных правил, то у него формируются негативные эмоции относительно самого факта нарушения этих правил, даже если нарушение не грозит ему никаким наказанием.

Мораль

Сам факт того, что страх наказывает нас при совершении проступка, даже если реальное наказание нам не грозит, в зависимости от обстоятельств называют: либо воспитанием, либо честью, либо совестью, либо моралью. Когда мы испытываем муки совести – это типовое проявление негативных эмоций, реагирующих на признаки, которые в нашем воспитании были связаны с наказанием. Совесть – это не что иное, как страх, который возникает не от осознанных воспоминаний былого опыта, а как неосознанная реакция на признаки этого опыта.

Воспитанный человек уступает даме место не просто потому, что так принято, а потому, что будет испытывать мучительный дискомфорт, если этого не сделает. Этот дискомфорт, который еще можно назвать угрызениями совести, — следствие пережитых ранее наказаний, например, таких как осуждение окружающих. И в чем-то был прав Оскар Уайльд, когда говорил, что «совесть — официальное название трусости».

Как это может показаться ни грустно, но воспитание в человеке послушания любым правилам, в том числе тем, что принято относить к нормам чести, совести и морали, – это, в основном, формирование у него страха наказания. Помимо традиционных наказаний, очень серьезную роль при социальном обучении играет наказание через сопереживание. Если наш поступок задевает родителей, расстраивает товарища, огорчает уважаемого нами наставника, то «плохо», которое они испытывают, также становится и нашим «плохо», что, собственно, и важно для формирования отношения к проступку.

В повести Марка Твена «Принц и нищий» рассказывается о том, что в давние времена при юном наследнике английского престола состоял «паж для побоев» (мальчик для битья). Так как поднимать руку на «священную персону принца Уэльского», будущего короля, было против английских законов, то все телесные наказания, которые полагались за плохую учебу принцу, доставались его приятелю.

Иерархия

Эволюция социальных правил, как и эволюция в природе, происходит все по тем же законам естественного отбора. Успешные правила наследуются и развиваются, неудачные погибают либо из-за конкурентной борьбы, либо вследствие создаваемых ими внутренних противоречий. Во многом социальные правила строятся вокруг того, как должны приниматься решения и в чью пользу должны разрешатся социальные конфликты. Фактически любая система социальных правил так или иначе вводит определенную систему иерархии, которая предопределяет механизмы управления и подчинения. Обобщение представлений о значимости человека и его позиции в обществе приводит к понятию «социальный статус».