Список литературы

Semantic Leaps: Frame-Shifting and Conceptual Blending in Meaning Construction. [Книга] / авт. Coulson S.. — Cambridge : Cambridge University Press, 2001.

A two-stage model for the appreciation of jokes and cartoons: An information-processing analysis [Статья] / авт. Suls J. // The Psychology of Humor: Theoretical Perspectives and Empirical Issues. — N.Y. : Academic Press, 1972 г..

Argument of Laughter. [Книга] / авт. Monro D.H.. — Melbourne : Melbourne University Press, 1951.

Cognitive aspects of the humor process: The concept of incongruity [Статья] / авт. Forabosco G. // Humor.. — 1992 г.. — Т. 5.

General Theory of Verbal Humor [Книга] / авт. Victor Raskin Salvatore Attardo. — 1991.

Jokes and Their Relations. [Книга] / авт. Oring E.. — Lexington : University of Kentucky Press, 1992.

Linguistic Theories of Humor. [Книга] / авт. Attardo S.. — Berlin : Mouton de Gruyter, 1994.

Personality and the Sense of Humor. [Книга] / авт. Ziv A.. — N.Y. : Springer, 1984.

Principles of neurodynamics: perceptrons and the theory of brain mechanisms [Книга] / авт. Rosenblatt Frank. — New York : Spartan Books, 1962.

Study: A rich club in the human brain [В Интернете] // Indiana University. — http://newsinfo.iu.edu/news/page/normal/20145.html.

The cerebral cortex of man: A clinical study of localization of function [Книга] / авт. Penfild Wilder и Rasmussen Theodore. — New York : Hafner Pub. Co., 1968.

The Importance of Not Being Earnest: The Feeling Behind Laughter and Humor. [Книга] / авт. Chafe W.. — Amsterdam : John Benjamins, 2007.

The role of incongruity and resolution in children’s appreciation of cartoon humor [Статья] / авт. Shultz T.R. // Journal of Experimental Child Psychology.. — 1972 г.. — Т. 13.

Uber der Witz /Об остроумии/ [Книга] / авт. Фишер К.. — 1889.

Автономный искусственный интеллект [Книга] / авт. Жданов А.А. — Москва : Бином, 2009.

Альтруизм [В Интернете] // Википедия. — http://ru.wikipedia.org/wiki/Альтруизм.

Биологический энциклопедический словарь [Книга] / авт. Гиляров Гл. ред. М.С.. — Москва : Советская энциклопедия, 1986.

Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры [Книга] / авт. Берн Эрик. — [б.м.] : Эксмо, 2007.

Критика способности суждения [Книга] / авт. Кант Иммануил. — Москва : Наука, 2006.

Лекции по общей психологии [Книга] / авт. Лурия Александр Романович. — Санкт-Петербург : Питер, 2007.

Лекции по эволюционной теории, читанные в Университете во Фрейбурге (в Брейсгау) проф. Августом Вейсманом [Книга] / авт. Вейсман А.. — Петроград : [б.н.], 1918.

Мое дело [Книга] / авт. Веллер М.. — Москва : АСТ Москва, 2006.

Одаренность, творчество, интуиция [В Интернете] / авт. Д.В.Ушаков. — http://creativity.ipras.ru/texts/ushakov_giftedness.pdf.

Остроумие и его отношение к бессознательному [Книга] / авт. Фрейд Зигмунд. — [б.м.] : Азбука, 2011.

Психология эмоций [Книга] / авт. Изард Кэррол Э.. — Санкт-Петербург : Питер, 2007.

Системное построение функций человека [Книга] / авт. Судаков К.В.. — Москва : ИНФ им. П. К. Анохина РАМН, 1999.

Толкование сновидений [Книга] / авт. Фрейд Зигмунд. — [б.м.] : Азбука-классика, 2009.

Формальные модели эмоций [В Интернете] // Википедия. — http://ru.wikipedia.org/wiki/Формальные_модели_эмоций.

Хрестоматия по истории психологии [Книга] / авт. под ред. П.Я. Гальперина А.Н. Ждан. — Москва : МГУ, 1980.

Эмоциональный мозг [Книга] / авт. Симонов П. В.. — Москва : Наука, 1981.

Эстетика смеха. Смех как виртуальная реальность [Книга] / авт. Рюмина М. Т.. — [б.м.] : Либроком, 2011.

Юмористические рассказы [Книга] / авт. Ликок Стивен. — Москва : Художественная литература, 1967.

 

Заключение

Вот и закончена первая книга. Книга об эмоциях. Давая объяснение эмоциям, мы столкнулись, с одной стороны, с удивительным, а с другой стороны, как теперь понятно, — с неизбежным фактом. Оказалось, что любовь, красота, гармония, юмор – все это всего лишь, разные проявления одних и тех же принципов. И разгадки их тайн – это не сумма множества разгадок, а понимание одной тайны, тайны эмоций.

Если собрать основные идеи, то их окажется не так уж и много. Роль состояния «хорошо – плохо», главный принцип поведения, роль памяти в формировании эмоций, представление о системе проекций коры и обобщениях. Все остальное – анализ неизбежных следствий. В этом анализе я, как мог, старался избегать упоминаний о мышлении. Резон был прост – желание построить фундамент, перед тем как возводить здание.

Предстоит вторая книга – книга о мышлении. Там описывается: какой след оставляют воспоминания, как формируются обобщения, что есть мысль, как фокусируется внимание, как рождается новая мысль, что такое «принцип сумасшедшего программиста», как эмоции связаны с мышлением, что такое осознание, какова природа речи и что лежит в основе математики и философии. Собственно, вторая книга, как мне хочется верить, дает достаточно полную разгадку тайны мышления. Но самое ценное в ней – это удивительный и, как видимо, всегда неизбежный факт. Все оказалось очень просто и удивительно изящно.

Остроумие по Фрейду

Отдавая должное масштабу личности, говоря о юморе, нельзя не упомянуть Зигмунда Фрейда. В его знаменитой работе «Остроумие и его отношение к бессознательному» (Фрейд, 2011) юмор был объяснен в рамках построенной Фрейдом модели личности. «Оно» и «сверх-Я», какими их рисует Фрейд, – это две конкурирующие части личности. Они одинаково серьезны. У них один и тот же объект во внешнем мире. Они ведут нешуточную борьбу за власть над «Я», за лидерство в серьезном поведении. «Оно» – это вытесненные из сознания запретные помыслы (агрессивные, сексуальные), якобы получающие легальный выход в анекдотах и остротах, «тенденциозное» содержание которых скрыто за безобидным комическим «фасадом». Как уверяют фрейдисты, независимо от того, использует юмор злободневные темы или небывальщину, он всегда основан на вытесненных серьезных желаниях и страхах. В самом невинном с виду анекдоте, подвергая его придирчивому анализу, фрейдисты обнаруживают тайную подоплеку, неизменно грязную. Фрейд был уверен, что авторы «тенденциозных» острот – люди с садистскими наклонностями, их слушатели – «сообщники и соненавистники», а рассказчики неприличных анекдотов – тайные эксгибиционисты.

Фрейд был прав, подмечая в смешном проявление «запретных помыслов». Но это, пожалуй, единственное, с чем можно согласиться в его рассуждениях. «Грязная подоплека» в анекдотах возникает не как следствие «вытеснения», а как следствие того, что кто-то продемонстрировал убогость. Кроме того теория Фрейда не может рассматриваться серьезно, так как не учитывает полученных за столетие знаний о роли эмоций. Приписывание же авторам и слушателям анекдотов каких-либо патологических наклонностей совершенно неуместно. Рассказчиками анекдотов движет желание доставить удовольствие слушателям и самим через это получить удовольствие. Слушатели же охотно воспринимают юмор как способ получения положительных эмоций. И это простое объяснение не требует выискивания дополнительных сложных побудительных мотивов.

Теории взаимодействия смыслов

Есть целый пласт «теорий смешного», который строится вокруг идеи взаимодействия нескольких смыслов.

Иммануил Кант писал: «Смех является эмоцией, возникающей из неожиданного превращения напряженного ожидания в ничто» (Кант, 2006) (т. е. при произнесении ключевого слова, «соли» анекдота, наше предчувствие об ожидаемом продолжении не исполняется). Остроумная шутка, по мнению Канта, должна содержать в себе нечто такое, что мы сперва принимаем за истину, ввести нас в заблуждение, а в следующий момент обратиться ни во что (механизм, включающий реакцию смеха).

Артур Шопенгауэр предложил «теорию абсурда». Смех, по его мнению, возникает из распознавания несоответствия между физическим ожиданием и абстрактным представлением некоторых вещей, людей или действий; это концепция, восходящая к Аристотелю. Успех в распознавании абсурда, осознание несовпадения между понятием и реальным объектом есть, по Шопенгауэру, причина смеха.

Георг Гегель считал, что остроумие «схватывает противоречие, высказывает его», приводит вещи в отношения друг к другу, заставляет понятие «светиться» через противоречие, но не выражает понятия вещей и их отношений. Таким образом, «светящееся противоречие» между сущностью и явлением есть то общее, что присуще всему остроумному.

Виктор Раскин и Сальваторе Аттардо сформулировали семантическую теорию юмора (Victor Raskin, 1991). Согласно этой теории, юмористический эффект возникает при внезапном пересечении двух независимых контекстов в точке бисоциации, когда два контекста, совершенно друг другу чуждые, начинают казаться нам ассоциированными — так возникает когнитивный диссонанс, который компенсируется реакцией смеха. Согласно когнитивным теориям наша память хранит сведения в виде структур, которые Раскин и Аттардо назвали скриптами. Скрипт – это структурированное описание типичных признаков объекта. Раскин полагает, что в основе юмористического эффекта лежит столкновение контекстов, а не простого языкового смысла. Согласно этой теории юмористический эффект возникает, если текст обладает несовместимостью, частичной или полной, и при этом две части текста противоположны в определенном смысле. Также Раскин полагает, что «любой юмористический текст включает в себя элемент несовместимости и элемент разрешения».

«Разрешение несообразности» как причина смешного особенно популярна среди психологов и лингвистов (Suls, 1972) (Shultz, 1972). То же самое еще называют «уместной неуместностью» (Monro, 1951), «сообразной несообразностью» (Oring, 1992), «локальной логикой» (Ziv, 1984), «когнитивным принципом» (Forabosco, 1992), «логическим механизмом» (Attardo, 1994) или «псевдоправдоподобием» (Chafe, 2007). Общая идея в том, что восприятие анекдотов и карикатур состоит из двух стадий: сперва человек оказывается в затруднении, обнаружив в тексте или рисунке некую несообразность, а потом приходит озарение («инсайт») – обнаруживается новый, скрытый смысл. Когнитивные лингвисты называют это «сменой фреймов» (Coulson, 2001).

Все теории взаимодействия смыслов описывают, по сути, условия возникновения красоты, не затрагивая эмоцию «смешно». При этом явно путается природа эмоции «смешно» и природа эмоции красоты информации. Многие из этих теорий оперируют неожиданностью, противоречием, альтернативным смыслом как источниками смешного. В силу того, что подобный стереотип исключительно распространен, разберемся подробнее.

Неожиданность

— А y меня вчера друг за пять минут сервер сломал.

— Он что, хакер??!

— Он мудак!!!

Сначала мы представляем типовую «хакерскую» историю. Но последнее слово меняет всю картину. Причем меняет ее так, что становится понятно, что «друг» сломал сервер рассказчика, и эта «неприятность» вызывает эмоцию «смешно». Кроме того «друг» предстает в достаточно «глупом» виде, что добавляет ощущений. Неожиданность последней фразы вызывает эмоцию «красиво», так как раскрывает второй, истинный смысл. Обратите внимание, что наибольшее впечатление этот анекдот производит при следующем «правильном» исполнении. Первая фраза произносится практически нейтрально, с легким налетом грусти. Легкий налет не должен раскрыть суть, но сыграет в конце. Вторая фраза говорится заинтересованно вопросительно, она помогает слушателю проникнуться неправильной версией. И третья фраза выдается акцентированно, с яркой эмоциональной окраской, из которой становится понятно, что это не чей-то, а его сервер был сломан. Причем у этого анекдота, надо сказать весьма популярного, очень большой «запас прочности». При не акцентированном рассказе и не обыгрывании мотива, чей был сервер, он хоть и менее ярко, но вызывает смех над персонажем «друга».

Сын ссорится с родителями:

— Мне надоело постоянно быть с вами, всегда приходить вовремя! Я хочу романтики, свободы, пива, девчонок! Я ухожу, и не пытайтесь меня удержать!

Сын решительно идет к выходу. У двери его догоняет отец.

— Папа, я же сказал: не пытайтесь меня останавливать!

— Я не останавливаю, сынок. Я с тобой!

Совершенно стандартная вначале история неузнаваемо преображается последней репликой. После нее оказывается, что отец «соблазнился» рассказом сына и решил сам поменять жизнь, вместо того чтобы продолжать читать сыну нравоучения и доказывать необходимость правильного образа жизни. Как и в предыдущем анекдоте, появление второго, неожиданного смысла после фразы «я с тобой» неизбежно вызывает эмоцию красоты информации. При этом в новой ситуации в «нелепом» положении оказались сразу три человека. Сын, который не угадал мотивов отца и произнес фразу попав впросак. Отец, который, послушав сына и нафантазировав себе «новую жизнь», совершает «опрометчивый» поступок. Жена, у которой муж уходит к «пиву и девочкам». Этот анекдот неслучайно находится в рейтинге лучших анекдотов российского Интернета. Не всегда удается создать ситуацию, где столько мотивов для зарождения смеха.

Обоими примерами хотелось показать, что не неожиданность, которая формирует эмоцию «красиво», является причиной смешного, а тот смысл, который при этом возникает.

Противоречие

На учениях.

— Рядовой Бельдыев, у вас еще осталось немного воды во фляжке?

— Конечно, братан!

— Как это вы отвечаете старшему по званию! Повторяю вопрос:
у вас есть вода?

— Никак нет, товарищ сержант!

Второй ответ противоречит первому, но не надо искать причину смешного в самом факте наличия противоречия. Противоречие — прием, позволяющий нарисовать красивую картину с множественным смыслом. Последняя фраза дает нам понять, что воды сержант не получит, что рядовой Бельдыев четко выполнил приказ – ответил по уставу, что, добившись формальной цели, сержант проиграл по сути, что хорошим отношением можно добиться многого, а заносчивое отношение может все испортить. Настолько множественный смысл одной только фразы «никак нет, товарищ сержант» вызывает эмоцию красоты информации. Ну а поскольку в этой ситуации сержант еще и «обломался» — сам, своим поведением, испортил то, что было у него в руках, то возникает эмоция «смешно».

В столице установлен памятник вандалам. Вандалы в растерянности.

И здесь присутствует противоречие. Вандалы должны испортить памятник, но памятник им, вандалам. Но смешно не из-за факта противоречия, а из-за того, что вандалы попали в трудную ситуацию, в которой любой возможный поступок будет «плох» для них. Противоречие только позволяет создать ситуацию, влекущую за собой множественный смысл.

В обоих примерах противоречие — инструмент для создания красивой, с точки зрения передачи смысла, картины, позволяющий вложить двойное содержание во фразу. И в обоих примерах «смешно» определятся попаданием персонажей в «нелепую» ситуацию и не имеет прямого отношения к противоречию.

Альтернативное прочтение

Телефонный опрос, проведенный наутро после 31 декабря, дал следующие результаты: 2% опрошенных ответили «да?»; 3% — «алло?»; остальные 95% затруднились ответить.

Это выглядит созвучно стандартному телефонному опросу, в котором обязательно присутствует графа «затруднились ответить». Но альтернативное прочтение означает, что 95% «физически» не смогли ответить. Наличие двух прочтений, а значит, и двух смыслов способствует возникновению эмоции «красиво». А смеемся мы над тем, что «население России» повально напилось до состояния «затруднились ответить».

Здравствуйте, вы позвонили в горвоенкомат! Если вы хотите служить в армии — наберите звездочку; если вы не хотите служить в армии — наберите решетку…

Первое звучание: стандартное для автоответчика. Альтернативное понимание: «звездочка» — армия, «решетка» — тюрьма. Эта неожиданная интерпретация знакомых символов создает множественность смысла, что вызывает эмоцию «красиво». А смешно нам становится от безвыходности ситуации звонящего, у которого две альтернативы — армия или тюрьма, и он добровольно должен сделать выбор.

Путаница эмоций

Основная сложность при анализе юмора – это разделение смешного и красивого. Люди постоянно путают удовольствие от эмоции «смешно» с удовольствием от красоты фразы, содержащей множественный смысл. И когда фраза не вызывает слишком сильного смеха, который является хорошим признаком смешного, то очень легко спутать смешное и красивое. Тем более что и то и то может вызывать улыбку, связанную с удовольствием. Часто исследователи пытаются искать смешное там, где есть только красивое.

 

Избавляться от рака лучше всего с помощью пива.

Продаются дамские часики. Один часик — 50 долларов.

«Это неописуемо», — сказала собака, глядя на баобаб.

Трудно видеть в женщине друга, особенно когда она голая.

Верующих много. Одни верят в Бога. Другие – в деньги. Знающих мало.

Эти примеры вызывают удовольствие, это удовольствие может сопровождаться улыбкой. Но основная причина этого удовольствия не эмоция «смешно», она в этих примерах практически не выражена, а красота фразы. Внешняя похожесть смешных и красивых фраз привела к огромной путанице. Очень часто к смешным фразам относят те, которые вызывают удовольствие и, соответственно, улыбку или смех от удовольствия, не обращая внимания на то, что они не вызывают эмоцию «смешно». Наши обобщения без осознания несколько мудрее нас, пытающихся дать всему разумное объяснение. Для фраз красивых, но не смешных, мы имеем обобщение, которому соответствует слово «афоризм». Там же, где есть повод для осмеяния, мы обычно используем термин «шутка». Но то, что человек знает на уровне обобщений, он далеко не всегда может объяснить. Наш мозг, в отличие от нас, всегда знает, где смешно, где красиво и где юмор. И это играет злую шутку с исследователями юмора. С одной стороны, они чувствуют, что знают про смех все, с другой стороны — они порой воспринимают и смешное, и красивое как одно явление и из-за этого частенько не могут ухватить суть.

При анализе афоризмов и юмора стоит ориентироваться на два простых правила:

  • Там, где смешно, всегда должен быть объект осмеяния, который попал в «нелепую» ситуацию.
  • Там, где красота информации, там всегда присутствует множественность смысла, которая возникает либо из-за его глубины, либо благодаря комбинации нескольких смыслов.

Существует огромное количество «мудрых мыслей», которые имеют схожее с юмористическими фразами построение, но не являются смешными. При этом они кратко и емко описывают некое сложное явление, что вызывает у нас эмоцию красоты. Например:

«Любить – это не значит смотреть друг на друга, любить – значит вместе смотреть в одном направлении». Антуан де Сент-Экзюпери

«Все должно быть изложено так просто, как только возможно, но не проще». Альберт Эйнштейн

«Первый человек, бросивший ругательство вместо камня, был творцом цивилизации». Зигмунд Фрейд

Но эти фразы не стоит относить к юмору. Юмор подразумевает, кроме присутствия красоты, наличие смешного. А обязательное условие смешного – описание того, как кто-то оказался в нелепом положении. Вот примеры того, что ближе к юмору.

«Нет ничего опаснее, чем пытаться преодолеть пропасть в два прыжка». Дэвид Ллойд Джордж

«Тот не шахматист, кто, проиграв партию, не заявляет, что у него было выигрышное положение». Илья Ильф

Иногда красивые и смешные фразы настолько похожи по внешней форме, что отличить их крайне не просто. Очень часто мы смеемся над анекдотами, в которых составляющая «смешно» выражена крайне незначительно, но ярко выражена множественность смысла.

Папа Карло приделал Буратино вместо ноги колесо и пошло-поехало.

 

Все люди делятся на 10 категорий — тех, кто знает двоичное исчисление, и тех, кто не знает.

 

Автотурист из Центральной Европы попал на Мальту и удивляется, что автомобили здесь ездят не соблюдая правил. На его расспросы представитель дорожной инспекции отвечает:

— Не обращайте внимания. Есть страны, где ездят по левой стороне, есть и такие, где ездят по правой. А у нас очень жаркое солнце, и поэтому мы всегда ездим по теневой стороне.

Приведенные анекдоты практически полностью построены на красоте информации, собственно смешного в них немного. Чтобы стало смешно, нужна ситуация «попадания».

Хотите новых ощущений? Укоротите грабли вдвое.

Когда поручик Ржевский напивался, его уже не интересовал ни возраст женщины, ни внешность, ни пол. 

Я не беременная волшебница, я — залетевшая фея… 

— «Любит — не любит, любит — не любит…» — Доктол, остасьте в покое мои зубы! 

Первые признаки СПИДа: острая боль в заднем проходе и шумное дыхание за спиной. 

Меняю бензопилу на протез.     

И напоследок «правильный» анекдот:

Скачки. Перед началом забегов в конюшню входит инспектор ипподрома и видит, как один тренер что-то дает своей лошади.

Инспектор:

— Что это за таблетки?

— Это? Это просто карамельки. Сам ем, вот и дал лошади. Хотите?

— Ну давайте.

Перед самым стартом тренер говорит своему жокею:

— Всю дистанцию держись в середине. Вперед выходи только на последнем круге. Если тебя перед финишем кто-нибудь обгонит, не волнуйся, это или я, или инспектор.

Неприличный юмор

Иногда говорят: «Анекдоты бывают смешные, а бывают приличные». Говоря так, констатируют, что невозможно вызвать эмоцию «смешно», не заставив кого-либо оказаться в «неприличной» ситуации. Неприличие в данном контексте воспринимают как любую демонстрацию ущербности. В такой трактовке весь юмор можно назвать явлением неприличным. Но, по сути, это игра слов. Как правило, говоря о действительно неприличном, имеется в виду более узкое понимание, связанное с наиболее осуждаемыми обществом проявлениями. Обычно это распространяется: на мат, на описание секса или половых органов, на упоминание некоторых подробностей физиологии. Собственно, неприличным мы называем тот юмор, который затрагивает подобную тематику. В неприличном юморе рассказчик, как правило, либо должен употребить нецензурное выражение:

Интеллигент пытается заскочить в вагон метро, но ему защемляет шею дверями. Закрывая глаза, он обреченно шепчет:

– Это п…ц!

Двери снова открываются.

– Простите, товарищи, переволновался!

Либо вызвать ассоциацию, которая равносильна описанию чего-то, что не принято упоминать в обществе:

По берегу гуляют поручик Ржевский и Наташа Ростова. Ржевский видит купающихся нагишом гусар и предлагает Наташе посмотреть в ту сторону через бинокль. Глядя в бинокль с обратной стороны, Наташа удивленно восклицает:

– Ой, какие маленькие!

Поручик:

– Так вода холодная…

Анекдоты

Квинтэссенция юмора – это анекдоты. Как они устроены? Оказывается, очень несложно. Есть всего две схемы построения анекдотов.

Первая схема держится на ключевой фразе. Сначала рисуется картина, задача которой заинтриговать, но ни в коем случае не выдать смысл происходящего. Более того, в нарисованной картине пока нет места смешному, ситуация до поры до времени не должна вызывать понимания, что кто-то уже «попал» или скоро «попадет». И вот финальная фраза. В этот момент происходит кристаллизация. Картина, ранее видимая только частично, или видимая неправильно, открывается полностью. В этой открывшейся картине кто-то обязательно оказывается в нелепом положении. Переданная штрихами финальной фразы открывшаяся масштабная картина вызывает эмоцию «красиво», а возникшая нелепость эмоцию «смешно». Этот коктейль мы и называем юмором. Впечатление от анекдота тем мощнее, чем сильнее итоговая картина отличается от картины, предполагаемой слушателем, и чем глубже «обделался» персонаж.

Шотландец сидит в баре и, прихлебывая пиво, говорит в пространство:

– Я построил эту мельницу. Сам, своими руками, по камню. Зовут ли они меня Мак-Ферсон Строитель Мельниц? Не-е-ет…

Я вырастил этот сад. Каждое деревце, каждый куст. Зовут ли они меня Мак-Ферсон Садовод? Не-ет.

Я выстроил этот мост, по бревнышку. Зовут ли они меня Мак-Ферсон Строитель Мостов? Нет!

Но стоило трахнуть одну козу…

Вторая схема подразумевает двусмысленное повествование. В таком построении весь текст подходит под два смысла. Один исключительно приличный, второй же наоборот. Во второй трактовке кто-то оказывается в неприличном положении, что вызывает смех. Двойственность фразы означает передачу сразу двух смыслов, что вызывает эмоцию «красиво». К этой схеме относятся некоторые короткие анекдоты и многие афоризмы.

Карлсон залетел и ждал малыша.

«Выше голову!» — сказал палач, одевая петлю. (Станислав Ежи Лец)

Красота приема

Когда мы анализируем красоту передачи информации, то стоит учитывать и новизну приема. На формирование эмоции «красиво» влияет общий объем нового переданного смысла. К новому смыслу относится и сам способ его передачи, способ кодирования его множественности. Если мы сталкиваемся впервые с неким приемом, позволяющим красиво передать смысл, то это вызывает эмоциональный отклик и на новизну приема, и на новизну полученной с его помощью информации. Последующее использование того же приема вызовет более скромное ощущение красоты, которое уже не будет содержать новых знаний о способе передачи. Существуют однотипные анекдоты, которые не вызывают у нас сильного восторга. Причина в том, что знание используемого приема позволяет предугадать скрытый смысл и составить представление о происходящем еще до его окончания. Фраза анекдота приобретает промежуточный финал, что приводит к исчезновению красоты.

Юмор

Итак, мы подошли к юмору. Для начала стоит понять, что же это такое. С одной стороны, совершенно очевидно, что юмор связан с эмоцией «смешно». Но так же очевидно, что юмор — это нечто большее, чем просто смешно. Вся загадочность юмора в том, что человеку не дано априорного знания какие эмоции определяют его состояние. В случае с юмором человек просто понимает, что ему хорошо, понимает, что у него возникает смех, но не может объяснить, что же с ним происходит. Обобщение «юмор» у каждого из нас четко выделяет явления, которым свойственна определенная закономерность. Это наше имплицитное знание. Когда мы узнаем слово «юмор» и сопоставляем этому обобщению, знание становится названным, эксплицитным. Но придумать слово не означает понять его суть. Люди используют массу слов, которые понимает их мозг, но которые сами они объяснить не в состоянии. Через несколько секунд это названное знание перейдет в знание понятое. Все что нам для этого понадобится – это назвать ту закономерность, по которой наш мозг относит некоторые явления к юмору.

Сочетание эмоций

Не будем долго интриговать. Юмором мы называем все то, что вызывает у нас одновременно эмоцию «смешно» и эмоцию красоты информации. И все. И всего-то. Сочетание двух однонаправленных эмоций. «Неизменно превосходный результат». Как в кулинарии: одинарный вкус может быть приятен, но настоящее удовольствие – это сочетание ингредиентов.

Мы очень подробно говорили о красоте информации, говорили, что основной прием – это создание множественности смыслов. Так вот, если в красивой информации один из смыслов относится к смешной ситуации, то мы и называем это юмором.

В сочетании эмоций скрывается объяснение того, почему долгое время люди не могли вычислить секрет юмора. Эмоция «смешно» – эмоция положительная, связанная с улыбкой и смехом. Эмоция красоты передачи смысла – эмоция положительная и тоже вызывающая улыбку и смех. Схожесть проявлений этих эмоций сливает их в одно состояние, при анализе которого легко спутать какие признаки относятся к какой эмоции.

Теперь вы знаете, что если ваш мозг называет что-то юмором, то там обязательно должны найтись одновременно и множественность смыслов, и «ситуация неудачи». Казалось бы, все просто. Но большая часть людей живет с ощущением, что загадка юмора настолько сложна (ведь никто ее раньше не разгадал), что просто не может поверить в слишком простой ответ. Но это уже вопрос веры. Кстати, относительно веры, попробуйте «разложить» на составляющие анекдот:

Случай в раю.

— Господи, тут к вам атеисты!

— Передайте им, что меня нет.

А теперь обратите внимание, что множественность смысла возрастает, если «анекдот в тему». Оттого-то удовольствие от шутки сильнее, если она приходится «на злобу дня», а анекдот особенно ценен, если рассказан не просто так, а «к месту» или хотя бы по принципу «а вот еще на эту тему».

Персонализация смешного

Для иллюстрации природы смешного разберем два очень показательных примера из области кино.

  • Фильм «Без вины виноватый» с Лесли Нильсеном. Фильм начинается с того, что герой Нильсена, знаменитый скрипач, вдохновенно играет в сопровождении огромного оркестра. Одна его рука держит скрипку, другая – смычок. И вдруг появляется его третья рука, которой он умудряется почесаться.

  • Фильм «Кавказская пленница». Здесь всем памятна сцена, в которой Юрий Никулин опускает руку под одеяло, рука высовывается неестественно далеко, рядом с пяткой, и чешет ее.

Обе сцены похожи по внешнему построению, в обоих происходит нечто противоречащее законам природы (появляется третья рука, рука удлиняется и достает до пятки). Но сцена со скрипачом не вызывает практически никаких эмоций, а сцена из «Кавказской пленницы» — классика жанра комедии. В чем причина?

У Нильсена никто не оказался в «нелепом» положении. Само появление третьей руки хоть и является «нелепым» с точки зрения логики, но не привязано ни к кому конкретно, кто бы «ответил» за эту нелепость. Эмоция «смешно» молчит.

А вот в «Кавказской пленнице» все не так, рядом с Никулиным сидит Вицин, который наблюдает за почесыванием пятки и который «обалдевает» от этого, и именно его «обалдение», надо сказать еще и талантливо сыгранное, и вызывает смех.

Вот он, конкретный человек, который попал в «нелепую» ситуацию, которая для него, кстати, не заканчивается. В следующем кадре Никулин приподнимается и снова чешет пятку, но уже вполне традиционно, Вицин же удовлетворенно вздыхает: «дескать, все встало на свои места», — чем снова выставляет себя «дураком», вызывая опять смех у зрителей.

Непременное условие смешного – персонализация. Обязательно должен присутствовать персонаж, попавший в нелепое положение. Нелепое, нелогичное положение без того, кто «обделался», не вызывает смеха.

Многие творцы подчас копируют внешнюю форму удачных реприз, воспроизводят ситуации, которые в других обстоятельствах вызывали смех, и надеются, что получится смешно. Понимание природы смешного позволяет безошибочно распознать такие сцены. Многие несмешные комедии можно было бы исправить, минимально изменив действие. Возьмем пример из комедии «Недетское кино» («Not Another Teen Movie», 2001). В одной из сцен герой забегает в дом. Забегая, он толкает дверь. Дверь, вместо того чтобы открыться, падает на пол. Ситуация достаточно нелепая. Создатели фильма определенно рассчитывали, что эта нелепость вызовет смех. Это классическая ошибка, связанная с тем, что действительно попадание персонажа в смешное положение часто связано с некой нелепой ситуацией, но это совершенно не означает, что справедливо обратное, что любая нелепая ситуация вызывает смех. В данном случае степень «неудобного» положения для персонажа столь незначительна, что не тянет даже на легкую улыбку.

Попробуем смоделировать похожие ситуации, которые могут вызвать эмоцию «смешно».

  • Если предварительно эту дверь кто-либо будет долго устанавливать, укреплять, усиливать, то падение двери от слабой попытки ее открыть вызовет смех. Причем направлен этот смех будет на «установщика двери», даже несмотря на то, что его нет в кадре.
  • Если герой хочет тихо пробраться в дом, но от его манипуляций дверь с грохотом падает. Объектом осмеяния будет герой, план которого провалился, а сам он продемонстрировал крайнюю неловкость.
  • И наконец, представьте себе ситуацию из воображаемой современной сказки. Волшебник превращается в дверь. Герой выбивает дверь, и та с грохотом (и стоном волшебника) падает на пол. А если перед этим герой орудует грубым инструментом в замочной скважине? А если потом герой заходит и наступает кованым сапогом на развороченную скважину под стон волшебника? Уже смешнее?

Все примеры объединяет одно – исходная ситуация «подправляется» появлением объекта осмеяния.

Шутка

Удовольствие, вызванное промахом другого, породило поведение, направленное на искусственное провоцирование такого промаха. Когда один человек своими словами или действием выставляет другого в невыгодном свете, это называется шуткой. Если шутка достаточно резка, то мы говорим о насмешке. Шутка или насмешка позволяет искусственно сформировать неловкую ситуацию, в которой контрастно проступают причины для смеха.

Одна женщина проснулась как-то воскресным утром и говорит мужу:

— Сегодня снова обещают страшную жару. Я просто умру, если буду ходить одетой. Как ты считаешь, что подумают наши соседи, если я буду работать в саду обнаженной?

Муж:

— Подумают, что я женился на тебе из-за денег.

Шутка обидна для того, над кем шутят, это может привести к мести по отношению к шутнику. Соответственно, если человек позволяет себе шутить «в глаза», то это означает, что он демонстрирует либо смелость, либо превосходство. В итоге шутка в отношении членов своей группы превращается в очень желанный, но очень опасный инструмент. С одной стороны, шутка способна очень быстро поднять социальный статус шутника, но с другой стороны — чревата серьезными негативными последствиями.

Принятые шутки

С опытом приходит представление о том, какие шутки относительно других допустимы и не переходят определенных границ. К таким принятым шуткам относятся:

  • Дружеское подкалывание. Когда по негласному соглашению каждый имеет право пошутить, но при этом соглашается и сам побыть объектом для шутки. По тому же негласному соглашению должен соблюдаться определенный баланс взаимных уколов и их легкость. Такое поведение позволяет неплохо развлекать окружающих. При этом социальный статус шутников от демонстрации способности веселить может повышаться, несмотря на противовес из взаимных шуток.
  • Розыгрыши. Легкий обман, выставляющий кого-либо слишком доверчивым и неспособным разглядеть подвох, при условии своевременного раскрытия карт шутником и его последующего легкого покаяния.
  • Взвешенные шутки. Когда шутки содержат в себе одновременно и шутку, и похвалу. Например, когда шутка касается области, в которой человек имеет доказанный авторитет, то обидность шутки может компенсироваться подчеркиванием этой авторитетности.

Безопасные шутки

Социальное регулирование норм осмеяния и опасность шутить «в глаза» приводят к тому, что мы сильно ограничиваем резкие шутки в адрес ближних. Но это не мешает нам развлекаться шутками в адрес людей далеких от нас или шутками относительно вымышленных персонажей. Такие шутки, хотя и строятся на чих-то промахах, не воспринимаются как социально осуждаемые, так как не несут обиды ни для кого конкретно из членов своего социума. Это дает возможность: доставлять удовольствие другим, получать через это удовольствие самому, повышать свой социальный статус демонстрацией способности шутить — и все это без негативных последствий.

Когда человек рассказывает что-либо смешное, то смех окружающих – это осмеяние неудач описываемого им персонажа. Никто не воспринимает этот смех как смех над рассказчиком. Для него этот смех – награда, доставляющая ему радость, истоки которой в демонстрации его способностей рассмешить других.

Самоирония

Иногда человек способен выставлять себя на сознательное осмеяние. Описывая свои злоключения, он может сознательно сгущать краски и акцентировать внимание на комических моментах. Такая самоирония подразумевает, что гипертрофированность описываемого персонажа отделяет его от реального прототипа и заставляет слушателей воспринимать такое повествование как историю о вымышленном герое, неудачи которого не влияют на социальный статус рассказчика.

Такой рассказ может иметь целью развеселить остальных, а может быть вынужденной мерой. Когда есть события, которые не очень хорошо характеризуют наши способности и о которых все рано или поздно узнают, то самоирония возникает как способ смягчить ущерб. Можно взять инициативу в свои руки и построить собственный рассказ о неудаче в шутливой самоироничной форме, что, возможно, заставит остальных по-другому оценить ваш промах. Ведь если вы сами об этом рассказываете, значит, ничего страшного в этом нет, и вы считаете, что и остальные не найдут в этом ничего особо позорного. Как говорят в преферансе: «на мизере свое лучше взять».

Оценка интеллекта

Как и относительно красоты фразы, относительно шутки формируется оценка, говорящая о способности ее создать, характеризующая интеллектуальные возможности человека. То есть умение хорошо пошутить становится признаком интеллекта. Как признак ценного качества шутка приобретает самостоятельную ценность. Шутка начинает доставлять нам дополнительное, не следующее из истории с социальным статусом, удовольствие. Можно предположить, что со временем большая часть состояния «хорошо» от шутки начинает определяться именно оценкой интеллекта.

Накапливая опыт изменения состояния «хорошо – плохо», обобщения могут менять свою эмоциональную окрашенность. Каждый раз, когда мы наблюдаем ситуацию неудачи другого человека, но при этом воспитание удерживает нас от удовольствия, накапливается опыт, нивелирующий эмоциональную оценку признака «неудача другого». Но при этом удовольствие от шутки, демонстрирующей интеллект, каждый раз продолжает получать эмоциональное подкрепление. В итоге происходит ослабление удовольствия, стоящего за признаком «неудача другого», и смещение удовольствия в сторону обобщения «неудача другого, демонстрирующая способности творца этой истории». Второе обобщение более узко по сравнению с исходным и в основном включает ситуации с условными персонажами, не несущие обиды ни для кого из непосредственного окружения.

Одноразовость шутки

Когда шутка становится оценкой интеллекта, то, как и по отношению к красивой фразе, начинает цениться способность ее придумать или хотя бы найти и порадовать остальных, но не ее многократное повторение. Более того, многократное повторение шутки в одной и той же компании однозначно трактуется как признак ущербности и вызывает резко негативную оценку.