Рубрика: Часть 2. Красота

Восприятие красоты голоса имеет ту же природу, что и восприятие красоты внешности. То есть в основе лежит обобщение ценных качеств, свойственных людям. На базе этих обобщений различные типы голоса становятся признаками этих качеств. Те признаки, что говорят о ценных качествах, сами начинают вызывать положительные эмоции, а те, что об отрицательных, – негативные. Так можно объяснить все тонкости восприятия различных голосов. Главное — помнить, что если что-то в голосе нам нравится или не нравится, то это результат опыта, который создал такое отношение.

Если смотреть на уже сформированное восприятие, то, как и в других случаях красоты, может показаться, что объяснение лежит в области генетики. Например, чем выше уровень половых гормонов — андрогенов, в частности тестостерона, у мужчины, тем обычно ниже его голос. Соответственно, чем больше в женщине эстрогена, тем больше ее шансы обладать высоким тембром. Андрогены отвечают среди прочего за мышечную массу и силу. Эстрогены же оказывают сильное феминизирующее влияние на организм. То есть напрашивается «лобовое объяснение», что природа «прошила» нам приятность низкого голоса у мужчин, так как это говорит об их физической силе, и высокого голоса у женщин как признака женственности. Это теоретически могло бы быть так, но тогда природе пришлось бы каким-то хитрым способом на генетическом уровне создавать механизм, определяющий, кому принадлежит этот голос. Так как эти голоса приятны нам не сами по себе, а только если звучат от представителей должного пола.

В нашей концепции все объясняется значительно проще. Поскольку из-за гормонов существует корреляция между голосом и полезным качеством, то формирование эмоционального отношения к качеству автоматически ведет формирование эмоционального отношения к соответствующему голосу. И так во всем остальном.

Помню, в Москве в оперном театре однажды знаменитый Сильва взял нижнее до. А в это время, как нарочно, сидел на галерее бас из наших синодальных певчих, и вдруг, можете себе представить наше крайнее изумление, мы слышим с галереи: «Браво, Сильва!» — целою октавой ниже… Вот этак (низким баском): браво, Сильва… Театр так и замер. (А. П. Чехов, «Чайка»)

Если отбросить те признаки красоты, которые каким-то образом несут понятную нам информацию о человеке, то остается то, что мы назвали «загадочной» красотой. Загадочная красота – это не что-то особенное по сравнению с понятной красотой или сексуальностью, она подчиняется тем же законам. Ее загадочность в том, что признаки, связанные с нею, чуть сложнее для описания и в силу этого требуют некоторого анализа для их понимания. Образно говоря, если красота – это то хорошее, что непонятно, то «загадочная» красота – это то, что совсем непонятно. «Загадочная» красота может проявляться в лице, фигуре, форме отдельных частей тела и вообще в чем угодно. Эта красота хотя и допускает разброс в оценках, но имеет нечто общее, что объединяет всех людей на планете. Мы воспринимаем красоту представителей всех рас, хотя при этом и отмечаем огромную разницу в типах их лиц. Красота наследуется и при этом инвариантна к полу, и мы наблюдаем одни и те же красивые наследственные черты и у мужчин, и у женщин.

Алика Смехова и Вениамин Смехов

Существует широкое разнообразие типов красоты лица, из-за чего не удается выделить признаки общие для всех красивых людей. Мы знаем, что эталоны красоты далеко не одинаковы у разных народов. Известно, что представление об эталоне красоты менялось от эпохи к эпохе, как, впрочем, и от номера к номеру журнала «Playboy». Красота обычно свойственна юности, но есть примеры женщин, которые сохраняли потрясающую красоту несмотря на возраст.

Мишель Пфайффер

Есть мужчины, красота которых с возрастом стала только ярче.

Шон Коннери

Итак, что стоит за всем этим? Какому золотому правилу все подчиняется? В чем секрет непонятной красоты?

Вообще-то, ответы на эти вопросы мы уже дали, когда описывали гармонию. В «загадочной» красоте нет ничего принципиально нового. Все тот же общий для всех эмоций принцип: все, что с нами происходит, откладывается опытом, который связывает с удовольствием все признаки хороших воспоминаний, а с неудовольствием — все признаки плохих. Более глубокое обобщение этого принципа приводит нас к гармонии правильности и гармонии пользы. Опираясь на рассуждения о гармонии, попробуем дать объяснение основным элементам «загадочной» красоты.

Красота правильности

Леонардо да Винчи и его друг Лука Пачоли объясняли красоту через гармоничность строения человеческого тела. Под гармоничностью они понимали подчинение размеров и соотношений размеров в теле человека определенным закономерностям, «божественным пропорциям». Например, согласно записям да Винчи, расстояние между глазами равняется длине глаза. Длина глазной щели должна соответствовать расстоянию между внутренними углами глаз и примерно одной восьмой высоте головы. Линия, проведенная через внутренний край радужки глаза, очерчивает границу рта. Эти классические художественные пропорции человеческого лица упомянуты у Леонардо да Винчи в тексте к «Витрувианскому человеку».

Леонардо да Винчи. «Витрувианский человек»

К поискам
идеальных пропорций близка идея усреднения. Множество исследователей разными методами получали изображение усредненного человеческого лица.

Усреднение, полученное кафедрой экспериментальной и прикладной психологии университета Регенсбурга (Германия):

Усреднение для нескольких национальностей, полученное английским ученым Гамильтоном:

Российские лица

Английские лица

Лица Западной Африки

Удивительным в этих исследованиях всегда было одно: привлекательность усредненных лиц непременно оказывалась выше средней. То есть вполне резонно было ожидать, что усреднение разных по симпатичности лиц даст среднее по симпатичности лицо. Но оказалось, что усредненное лицо определенно интереснее, чем большинство тех лиц, из которых оно составлялось.

Собственно, все это: и пропорции да Винчи, и привлекательность усредненных лиц — следствие того, что мы назвали гармонией правильности. Соответствие некому среднему воспринимается положительно, даже если не несет никакого конкретного резона. За соответствием норме у нас стоит глобальное обобщение, говорящее о безопасности, стабильности, надежности, функциональности того, что не содержит сильных отклонений от того, как «должно быть».

Кстати, по той причине, что в среднем человеческие лица слегка асимметричны, соответствующая средней асимметрия воспринимается как своего рода норма. Возможно, поэтому абсолютно симметричные лица менее привлекательны, а легкие изъяны не портят, а наоборот, украшают.

Идеально симметричный и реальный Том Круз

Знаменитая родинка Синди Кроуфорд

Красота пользы

Можно сделать такой акцент: все, что влияет на наше состояние «хорошо – плохо» в определенной сфере явлений, обязательно ведет к формированию представления о гармонии в этой сфере. Так как огромное количество наших переживаний тем или иным образом связано с людьми, то у всех неизбежно формируются обобщения, вычленяющие в человеческой внешности признаки, сопутствующие нашим переживаниям. Причем каждая сфера оценки порождает свой набор признаков, воспринимающихся как привлекательные или непривлекательные. Можно перечислить основные оцениваемые категории:

• Мимика
• Возраст
• Интеллект
• Характер
• Сила
• Здоровье

Общий принцип таков: если какая-то деталь внешности выделяется мозгом как признак сопутствующий положительному или отрицательному качеству, то этот признак сам, отдельно от остальных, начинает вызывать эмоции предвкушения или страха, то есть становится элементом, определяющим восприятие красоты. Обратите внимание, что речь идет не о реакции на сами качества, за которыми стоит определенный смысл, а о восприятии их признаков, которые могут проявляться самостоятельно. Когда мы говорим об оценке некого качества, которое мы узнаем по свойственным ему признакам, то это разговор о понятной красоте. Загадочная красота – это когда мы даем оценку признаку, который встретился нам отдельно от качества, и, с одной стороны, мы констатируем, что оценка есть, а с другой стороны — не находим осмысленных резонов для нее.

Мимическая составляющая. Наверно, самый наглядный пример связан с мимикой. Вот шесть фотографий разных состояний одного человека.

Очевидно, что симпатичен он нам тогда, когда улыбается, а неприятен в выражении агрессии, отвращения и горя. Собственно, в этом и есть суть мимики, она и должна вызывать у нас соответствующее состояние. Изменение оценки в зависимости от выражения лица мы отнесли к понятной красоте. Но на этом наше восприятие не заканчивается. Отдельные элементы, общие для всех улыбок, когда они появляются на чьем-то лице, воспринимаются нами как красивые. Они кажутся красивыми, даже если не связаны с улыбкой, а просто являются анатомической особенностью лица. И наоборот, признаки, свойственные негативным эмоциям, воспринимаются как некрасивые, даже когда являются всего лишь особенностью внешности.

Если кому-то повезло, и природа наградила его признаками хороших качеств «по умолчанию», то это и есть врожденная красота.

Брюс Уиллис

Сколько столетий люди пытаются объяснить тайну улыбки Моны Лизы (рисунок 32). А собственно, в чем тайна? А в том, что Леонардо удалось изобразить красоту, связанную с улыбкой, без самой улыбки. При этом, ярко подчеркнув именно этот тип красоты, он не стал акцентировать другие. И получилось нечто озадачивающее. Джоконда не улыбается, но на ее лице мы находим детали, свойственные улыбке. И одного этого достаточно, чтобы наш мозг отмечал удивительную приятность всего образа.

Рисунок 32. Леонардо да Винчи. Джоконда (Мона Лиза)

В 70-е годы Пол Экман, Уоллес Фризен, Альберт Меграбян провели так называемое «исследование универсальности». Они изучили мимику людей из разных стран и пришли к выводу о ее достаточно высокой инвариантности. То есть оказалось, что все люди сходно выражают эмоции и сходно воспринимают их выражение у других. Особенно показательны были исследования, проведенные на Новой Гвинее, среди двух не имеющих письменности племен, изоляция которых гарантировала «наведенное» влияние, которые показали результаты, сопоставимые с результатами, полученными в цивилизованном мире.

Общность мимики объясняет тот удивительный факт, что, при всех глобальных различиях во внешности у людей разных рас, мы одинаково воспринимаем красоту в каждой из них. Общие элементы, определяющие мимику, мы воспринимаем независимо от национальных особенностей и одинаково положительно оцениваем у разных рас признаки и улыбки, и других благоприятных качеств.

Косвенное подтверждение нашим рассуждениям можно получить из анализа того, как меняется с возрастом лицо человека. Первое объяснение связи между стабильным выражением лица и повторяющимися движениями мимической мускулатуры сделал все тот же Леонардо да Винчи. Он считал, что у старых людей их морщины и изменения черт лица говорят о том, какие переживания были ранее свойственны им.

Леонардо да Винчи. Автопортрет

То есть с возрастом на данную природой внешность накладываются не только признаки старости, но и проступают формы, свойственные доминирующей мимике, что может сделать лицо удивительно привлекательным. Обычно про это говорят, что с годами на лице проступает характер.

«Морщины — это просто указание на то место, где часто бывает улыбка». Марк Твен

Жан-Поль Бельмондо

Когда мы смотрим на лицо человека, мы можем перечислить основные качества, которые, по нашему мнению, свойственны его обладателю. Доброта, агрессия, ум, благородство, кротость, решительность, упрямство, похотливость, невинность, честность, лукавство и многое, многое другое. Жизненный опыт формирует у нас отношение к мимике, сопутствующей проявлению всевозможных достоинств и недостатков человека. Достоинства нас радуют, недостатки нам неприятны. Это понятная красота. Но, кроме этого, формируется эмоциональная оценка для множества мимических деталей, тех, из которых складываются целостные выражения. Конечно, одни и те же элементы мимики могут встречаться и в выражении достоинств, и в демонстрации недостатков. Но если у некого элемента мимики или сочетания элементов обнаруживается статистически значимая связь с выражением достоинств, то этот признак становится признаком красоты. То есть такие детали начинают оказывать на нас самостоятельное влияние, даже когда встречаются отдельно от породившего их качества. Отношение к этим признаком и определяет наше восприятие загадочной красоты.

«Многие мужчины, влюбившись в ямочку на щеке, по ошибке женятся на девушке целиком». Стивен Ликок

Напомню, что красивым мы называем то, что доставляет нам удовольствие по непонятным для нас причинам, когда мы затрудняемся точно указать, что именно повлияло на наше состояние. То есть мы способны указать на явление в целом как красивое, но не можем уверенно назвать конкретные признаки, которые его таким сделали. Степень отнесения чего-либо к красоте пропорциональна степени непонятности. Это не закон природы, это просто суть обобщения «красота». Когда за удовольствием улавливается некая очевидная закономерность, то мы используем для такой красоты собственное название. Например, обобщив признаки, связанные с возрастом, мы говорим о молодости. Но признаки, по которым происходит классификация на уровне языка, могут иметь производный характер, то есть сами являться следствием, а не причиной. Тогда эти признаки хотя и позволяют выделить явление в отдельный класс, но не дают объяснения исходных причин. В облике и поведении человека есть элементы, которые вызывают у лиц противоположного пола сексуальное возбуждение. Это явление принято называть сексуальностью. Так как возбуждение является признаком производным, то, позволяя классифицировать, оно все же не объясняет исходных причин происходящего. Чтобы почувствовать, что все не так уж просто, попробуйте объяснить, почему декольте в закрытом платье возбуждает значительно сильнее, чем обнаженная грудь на нудистском пляже? Или почему полуобнаженные манекенщицы на показе высокой моды практически лишены эротичности?

Итак, начнем с того, что попробуем перечислить, с чем обычно связано сексуальное возбуждение. Оно может наступить:

• в результате воздействия на эрогенные зоны;
• в момент непосредственной близости к половому акту;
• в результате просмотра или чтения эротических материалов;
• в результате разговора на сексуальную тему;
• воспоминаний или фантазий сексуального характера;
• общения с противоположным полом, в котором мы находим элементы сексуальности.

Даже из этого неполного перечня видна широта диапазона ситуаций. Попробуем понять, что их объединяет. Обратим внимание на то, что сами по себе физиологические реакции возбуждения не несут непосредственного удовольствия. Физическое удовольствие возникает, когда начинается стимуляция эрогенных зон или происходит оргазм. Удовольствие, связанное с возбуждением, носит эмоциональный характер. Чтобы понять суть этих эмоций и саму природу возбуждения, проследим все с самого начала.

Вспомним об условных рефлексах. Мы описали два связанных с ними процесса. Первый – формирование модели поведения, которая, если присутствует положительный стимул, связывает обобщение происходящего и рефлекторное действие. Второй – расширение, по мере накопления опыта, признаков, по которым узнается это обобщение. В случае возбуждения в основе лежат безусловные рефлексы, вызывающие при воздействии на первичные эрогенные зоны соответствующие физиологические реакции и состояние «хорошо». Первое знакомство с этим фактом, как правило, приводит к наиболее очевидной модели поведения – мастурбации. Затем мы узнаем, что существуют другие формы получения этого удовольствия. Подсмотрев, прочитав, услышав или попробовав, мы узнаем про секс. Далее основную работу делает воображение. Многочисленные фантазии на тему секса формируют виртуальный опыт, делающий секс главным признаком, связанным с возбуждением и сексуальным удовольствием. Возникает классический условный рефлекс. В результате возбуждение начинает возникать не только от воздействия на эрогенные зоны, но и как реакция на обобщение «секс» и, соответственно, на все его признаки. То есть, чем ярче выражено сексуальное начало в происходящем, тем больше шансов для возбуждения. Но, кроме того, все те же признаки секса становятся признаками предвкушения физического сексуального удовольствия. Это предвкушение принято называть эротическим наслаждением. Оно доставляет нам эмоциональное удовольствие еще на подходах к фактическому (физическому) удовольствию, при этом это могут быть достаточно дальние подходы. Чем ближе непосредственно к сексу, тем больше шансов, что совместно с предвкушением возникнет и сексуальное возбуждение.

Так вот нашу оценку признаков, которые могут быть истолкованы либо как сулящие секс, либо как сулящие дополнительные удовольствия при сексе, мы и называем сексуальностью. Яркий макияж, томный голос, похотливый взгляд, эротичные движения, одобрительная улыбка, одежда, которая подчеркивает обнажение, – все это признаки, по которым мужчины определяют готовность женщины заняться сексом. Именно они позволяют мужчинам испытать эмоцию предвкушения. Так как в отношении эмоций у человека не существует неаналитических способов понять происхождение своего состояния «хорошо», то сексуальность часто воспринимается как составляющая общей женской красоты.

Собственно, теперь легко понять различие в восприятии похожих внешне, но различных по сути ситуаций. Например, мысли о нудистском пляже могут вызывать эротические фантазии, так как налицо главный признак секса – нагота. Предстоящее первое посещение такого пляжа может быть связано с предвкушением эротического удовольствия. Первые моменты пребывания на нудистском пляже могут вызвать сильное возбуждение от созерцания наготы, поскольку наш предыдущий опыт пока воспринимает ее как верный признак предстоящего секса. Однако уже непродолжительное пребывание среди нудистов формирует уточнение к нашему опыту, что нагота в такой компании не сулит привычного продолжения. Формируется опыт, исключающий восприятие такой обнаженности как непосредственного признака секса. Однако это не мешает получать удовольствие от производных эмоций и наслаждаться красотой форм. Аналогично и на показе высокой моды. Как только мы получаем опыт, говорящий о том, что обнаженность моделей не сулит эротического продолжения, мы начинаем воспринимать красоту манекенщиц свободно от эротической составляющей. Этот краткий анализ, конечно, не охватывает всех возможных вариантов, но иллюстрирует общий принцип рассуждений.

Сексуальность форм

Итак, сексуальность – это признаки, которые определяют предвкушение сексуального удовольствия. Признаки сексуальности проистекают из нашего понимания ситуации и могут быть самыми разнообразными. Все они крутятся вокруг того, что демонстрируют нам сексуальную подоплеку происходящего. Но если с томным взглядом и излишним обнажением все понятно, то есть вещи, на первый взгляд, достаточно загадочные. Так, в женщинах как признаки сексуальности воспринимаются большая грудь, широкие бедра, узкая талия, длинные ноги, что само по себе вроде бы никак не характеризует ни ситуацию, ни сексуальную доступность женщины. Но если разобраться, то оказывается, что сексуальность форм тела замечательно подтверждает наши рассуждения.

Когда ребенок формирует представление о мире, у него возникают обобщения: мужчина и женщина. Множество признаков составляют их, позволяя определить, какого пола человек перед нами. Каждый из этих признаков с определенной вероятностью указывает на половую принадлежность. Какие-то признаки менее четки – как, например, одежда или прическа, а какие-то практически контрастны, такие как наличие груди и форма половых органов. Такие обобщения формируются еще задолго до начала полового созревания. Но до поры до времени они не так сильно влияют на эмоции, за исключением разве что эмоции любопытства. Когда же начинается формирование сексуальности, из наблюдения, рассказов или собственного опыта приходит знание о том, что секс с противоположным полом несет массу наслаждений. В зависимости от обстоятельств реальный опыт или сексуальные фантазии формируют память, ответственную за проявление связанного с сексом поведения. При нормальном развитии у мужчин обязательный элемент таких воспоминаний – женщина. Обобщение «женщина» мощнейшим образом связывается с сексуальным удовольствием. И тем самым становится главным признаком, ответственным за предвкушение секса.

Чем эротика отличается от порнографии? Эротика – это когда все время ждешь, когда же начнется порно. Это даже не шутка, это очень четкое описание обобщения «эротика» как предвкушения секса.

Признаки сексуальности – это признаки, которые формируют бессознательную оценку вероятности предстоящего сексуального удовольствия и вызывают эмоцию предвкушения. Собственно, из этого понятно, почему так широк их спектр. К сексуальности относятся характеристики как человека, так и его поведения, обстановки и сопутствующих обстоятельств. Но, тем не менее, для мужчины главный признак – это наличие женщины. Одного факта присутствия женщины, внешность и возраст которой допускают возможность секса, достаточно, чтобы возникла эмоция предвкушения. Это может не сопровождаться никакой осознанной мыслью и просто доставлять нам удовольствие, а может быть источником эротических фантазий.

Исходя из природы обобщений, мы воспринимаем женщин неодинаково. Условно говоря, некоторые женщины «более женщины», чем другие. То есть выраженность признаков, по которым мы отличаем женщин от мужчин, может влиять на уровень эмоции предвкушения. Чем больше «истинно женского» мозг мужчины воспринимает в образе женщины, тем сильнее неосознанное удовольствие от предвкушения. И теперь все встает на свои места. Именно те обобщения, которые наиболее четко дифференцируют женщину от мужчины, и воспринимаются как признаки сексуальности женских форм. Причем, чем ярче выражен признак, тем сильнее вызываемое им удовольствие. Попробуем перечислить основные отличительные признаки, описать, так сказать, «женское начало».

• Грудь. Яркий признак, отличающий женщин от мужчин. Чем больше грудь, тем «более женщина» перед нами.

  

• Талия. Поскольку у мужчин и у женщин различается характер жирового отложения, то узкая талия – типичный женский признак.
• Бедра. Так же как талия – следствие различия в характере жировых отложений. Наиболее ярко «женское начало» проявляется, когда широкие бедра сочетаются с узкой талией, что совершенно нехарактерно для мужчин.

  

• Ноги. У женщин соотношение длины ног к росту больше, чем у мужчин. Соответственно, при сохранении остальных размеров, удлинение ног увеличивает «женское начало», чем женщины охотно пользуются, надевая туфли на высоких каблуках.

  

• Строение гениталий. Самый точный признак, как следствие оказывающий наибольшее воздействие на проявление эмоций.
• Прическа. Те типы причесок, что могут встретиться и у мужчин и у женщин, не воспринимаются нами с позиций сексуальности. Они оцениваются эстетически с позиции гармонии. Но есть прически нехарактерные для мужчин. Именно они воспринимаются как сексуальные и дополняют восприятие женщины.

  

   

Главное, что хотелось показать: признаки сексуальности не отпечатаны у нас генетически, а есть результат формирования обобщений, определяющих для нас разницу между полами. По этой причине воспринимаются сексуально не только части тела, но и любые признаки, характерные для представителей другого пола: голос, походка, манера поведения, интонации речи и многое другое.

Группа «ВИА ГРА», кадр из клипа «Стоп! Стоп! Стоп!»

Когда мы воспринимаем женскую красоту, мы оказываемся под воздействием массы эмоций. Их вызывают и понятные элементы, говорящие о молодости и здоровье, и множество признаков сексуальности, среди которых и «женственные формы» тела, и откровенная одежда, сулящая секс, и призывные мимика, позы, жесты, и признаки загадочной красоты лица. Весь этот эмоциональный коктейль стоит за нашей способностью мгновенно оценивать женскую привлекательность. При этой оценке каждый из элементов вносит свой вполне определенный, независимый от остальных вклад. Так, в зависимости от формы и состояния кожи, женская грудь может быть красива или не красива, независимо от размера. Грудь любого размера при частичном обнажении воспринимается сексуально. Но размер груди и сам по себе является признаком сексуальности по принципу, чем больше, тем сильнее его влияние.

Многообразие деталей, из которых складывается оценка, ведет к тому, что равной привлекательностью для мужчин могут обладать женщины с совершенно разыми типами красоты. Например, недостатки понятных качеств могут компенсироваться повышенными признаками сексуальности. Замечательно почувствовал и использовал это в своих картинах Питер Рубенс. Его «красавицы» специально «подпорчены» в одних признаках красоты, но при этом подчеркнуты в других. И это озадачивает зрителя, так как, при всех бросающихся в глаза недостатках, несомненна их общая привлекательность.

Питер Пауэль Рубенс. «Три грации»

Опровержение прямой целесообразности

Я постоянно подчеркиваю, что наше объяснение красоты напрямую противоречит классической парадигме. Если мы говорим, что красота человека — следствие опыта и эмоций предвкушения и родственна тому, как проявляет себя гармония, то традиционная парадигма связывает эволюционную целесообразность и наследственную способность узнавать признаки этой целесообразности. Очень ярко несостоятельность этого видна на примере женских бедер. Традиционное объяснение красоты женских бедер гласит: широкие бедра дают преимущества при вынашивании потомства и облегчают роды, соответственно, мужчинам они кажутся красивыми, так как говорят о ценных свойствах женщины. Далее подразумевается, что знание об этом заложено генетически и передается у мужчин по наследству. Это объяснение является настолько общепринятым, что «прокатывает» несмотря на очевидные связанные с ним противоречия.

Первое противоречие в том, что большая часть объема бедер, которым мы восторгаемся, говорит не о размере костей таза, а о наличии достаточного объема жира на ягодицах, что слабо вяжется с пользой для деторождения. Если же пытаться объяснять, что запас жира полезен вообще, на случай «голодного времени», то окажется странным, почему этот же жир не выглядит так же привлекательно на женских боках.

Второе противоречие: естественный отбор достаточно быстро производит селекцию ценных признаков и делает их повсеместно распространенными. А тут получается: и признак ценный, и мужчинам он «прошит» как привлекательный, а широкозадые дамы все никак не вытеснят своих узкобедрых конкуренток.

Так вот, я утверждаю, что не стоит искать в привлекательности широких женских бедер никакой прямой целесообразности. Их привлекательность — следствие того, что они являются отличительным женским признаком. И не передается по наследству мужчинам образ крутых женских ягодиц, а формируется в виде обобщений, когда мозг определяет разницу между полами. И удовольствие от восприятия округлой женской попы – это не врожденная эмоция, а проявление эмоции предвкушения, но да об этом мы уже говорили.

Аналогично и с женской грудью. Классическая парадигма относительно груди вообще пробуксовывает, так как не находит никакой явной целесообразности в ее большом размере. За исключением того, что она «как маяк» должна привлекать мужчин, имитируя женские ягодицы.

Если вы еще сомневаетесь в том, что удовольствие от сексуальности – это эмоция предвкушения и что образы сексуальных женских форм не заданы генетически, то, возможно, вас убедит следующий довод. Без сомнения, в нас не заложены генетически все возможные зрительные образы еды. Это наш опыт говорит нам о том, как выглядит то, что вкусно, и как то, что вызывает отвращение. Маленькие дети способны привести в шок взрослых своей неразборчивостью относительно пищи. С возрастом мы учимся по внешнему виду еды прогнозировать ее вкусность. При этом мы учитываем не только непосредственно вкусовой опыт, но и, например, культурные представления. Так, для европейца малопривлекательна собачатина, для правильного еврея – все не кошерное, а для мусульманина – свинина. А теперь главное – хорошая еда, сулящая нам удовольствие от вкуса и насыщения, воспринимается нами как красивая. Причем тем она красивее, чем мы голоднее. А теперь сравните это с сексуальностью, и вы будете вынуждены признать безусловное сходство этих явлений.

Половой отбор

Теперь немного понятнее должен стать загадочный механизм полового отбора, которым Дарвин объяснял возникновение свойств, не несущих непосредственной целесообразности, связанной с приспособлением к среде. Наличие предвкушения ведет, как мы показали, к тому, что отличительные особенности противоположного пола становятся привлекательными. Это значит, что, если возникает признак, который отличает самцов от самок, и если он не несет непосредственного урона выживанию, у него есть все шансы закрепиться и развиться до уровня яркой выраженности. То есть основной результат полового отбора – это половой диморфизм, то есть приобретение полами индивидуальных различий, не несущих прямой целесообразности, но позволяющих обобщениям мозга четко выделять признаки, характерные для каждого из полов. Эти различия в признаках далее оказываются полезными для организации сложных брачных отношений, в которых можно разглядеть, пожалуй, основную целесообразность – создание внутривидовой конкуренции, что положительно сказывается на развитии вида в целом.

Нетрадиционная красота

Есть представления о красоте одних народов, которые удивительны и непонятны для других. Так, у народа падуанг, живущего в Юго-Восточной Азии, признаком красоты у женщин считаются кольца на шее, которые удлиняют ее до невероятных размеров.

А некоторые африканские племена, в частности кишепо и мурси, носят необычные украшения — губные диски (пелеле).

Если шейные кольца воспринимаются нами как экзотическое, но безобидное чудачество, то губные диски кажутся исключительно уродливыми, что добавляет им загадочности. Исходя из уродства дисков, родилась версия, что эта традиция возникла когда-то давно, чтобы специально обезобразить местных женщин, дабы защитить их от арабских работорговцев. Но интересно, что когда вождя одного из племен спросили о причине такого украшения, то вождь с удивлением ответил: «Для красоты! Это единственные красивые вещи, которые есть у женщин. У мужчин есть бороды, у женщин нет ничего. Каким человеком была бы женщина без пелеле? Она не была бы женщиной вообще».

В свете наших рассуждений и кольца, и диски – это искусственно созданные половые различия, которые автоматически становятся признаками сексуальности для всех, кто воспитывается в этой среде. И нет ничего удивительного, что, во-первых, местные мужчины воспринимают это красивым, так же как мы воспринимаем женскую грудь и бедра, а во-вторых, что считается, тем красивее, чем длиннее шея и больше губной диск. По своей сути стремление аборигенок наращивать шею или вставлять все большие губные диски ничем не отличается от стремления наших женщин увеличить грудь.

Женщины с выдающейся сексуальностью

    К понятной красоте мы отнесли те качества, про которые мы уверены, что это именно они ответственны за оценку. Как правило, относительно них мы считаем, что нам понятны причины их привлекательности. Точнее, мы отмечаем, что эти качества нам приятны, и вместе с тем можем связать каждое из этих качеств с определенной целесообразностью.

Красота возраста. Мы не рождаемся с наследственным знанием, что такое молодость и старость. Наш опыт формирует представление об этом. Обучаясь, мы узнаем, что молодости свойственна гладкая кожа и подтянутая фигура, а старости — морщины и трясущиеся руки. Но кроме того мы узнаем, что молодость несет за собой определенные достоинства, такие как: ловкость, выносливость, здоровье, молодой задор. И мы узнаем, что старость, наоборот, полна негатива и, что совсем неприятно, достаточно близка к смерти. В результате возникает связь признаков и соответствующих оценок, что и является восприятием красоты.

У женщин все признаки молодости воспринимаются как признаки красоты: стройная фигура, гладкая кожа, юные черты лица. Эти признаки сами по себе могут не восприниматься как красота. Но они, безусловно, влияют на общую оценку. Одна и та же женщина выглядит более привлекательно, когда подчеркнуты признаки молодости и скрыты признаки старения.

Для мужчин все немного сложнее. То есть красота признаков молодости присутствует, но она не является ключевой. Так как в основном пика своих социальных возможностей мужчина достигает в зрелом возрасте, то это, главным образом, определяет отношение к возрастным признакам. Мужчин «не портят» следы прожитых лет, поскольку они же являются признаками больших по сравнению с юношами возможностей. И естественно, когда мы говорим, что мужчина остается привлекательным дольше, чем женщина, это не означает, что природа таким образом отрегулировала механизм восприятия, а означает, что такой вывод сделал наш мозг, обобщая опыт относительно того, как физические, умственные и социальные достоинства мужчины зависят от его возраста.

Красота здоровья. Существенный объем признаков, формирующих восприятие красоты, связан с признаками здоровья. Сами признаки вполне очевидны — это состояние кожи, ее здоровый цвет, состояние волос, зубов, ногтей, отсутствие излишней полноты или худобы. Каждый из признаков вносит свой вклад в общую оценку. Принцип прост: здоровое тело воспринимается нами как красивое, больное как некрасивое.

В случае здоровья зависимость эмоциональной оценки от опыта прослеживается крайне четко. Родинка может украшать, прыщи — никогда. Татуировка может быть милой, шрамы уродуют, если, конечно, не являются признаком мужественности.

Красота физических возможностей. Признаки, говорящие о силе и ловкости, воспринимаются как красивые. Мускулистая фигура у мужчин, спортивная походка, уверенность в движениях – эти и подобные качества воспринимаются как признаки красоты. Они положительно оцениваются нами не в силу «особенных очертаний», а только благодаря тому, что наш опыт увязал их с ценными свойствами. Условно к признакам физических возможностей можно отнести высокий рост. Сам рост ничего не говорит о силе, но в детстве мы приобретаем опыт, что обычно тот, кто выше, тот сильнее, просто потому, что старше. Отпечаток этого опыта, возможно, отвечает за восприятие высокого роста как признака красоты.

Мимическая красота. Лицо человека редко бывает в расслабленном состоянии. Как правило, оно имеет какое-либо выражение. Так, многие люди, общаясь, постоянно держат на лице доброжелательную улыбку. Некоторые умеют замечательно слушать, делая при этом лицо заинтересованным. В определенных ситуациях на лицах застывает почтительность. Когда выражение лица другого человека вызывает у нас удовольствие, то для нас это равносильно красоте лица. Но поскольку источник этого удовольствия нам понятен, то мы не называем, как правило, это красотой, а просто говорим о приятном для нас человеке. Наблюдение за мимикой позволяет судить о характере человека. Мы оцениваем то, какие выражения господствуют на его лице, насколько они искренни и глубоки. Все это формирует итоговое восприятие человека: приятен он нам или нет. Такое восприятие справедливо относительно как лиц своего, так и противоположного пола. Мы руководствуемся этим при выборе друзей, компании, тех, кому можно доверять, а кому — нет. Мы легко оцениваем такие качества, как: доброта – агрессия, ум – глупость, невинность – порочность, искренность — лукавость. Признаки положительных качеств кажутся нам привлекательными, признаки отрицательных наоборот.

Целесообразность как следствие

И снова подчеркнем отличие от «классических» идей. Соблазненные логикой естественного отбора, исследователи стали везде применять штамп, связывая целесообразность всех качеств с наследственными механизмами, которые эту целесообразность реализуют. То есть, следуя такой логике, если молодость и здоровье – ценные признаки, которым стоит отдавать предпочтение при выборе, например, подруги, то естественный отбор закрепил в наследственной памяти мужчин способность различать эти признаки и заставил их им следовать, сделав привлекательными. Как мы показали, это рассуждение ошибочно. Наличие целесообразности — это не всегда признак наследственных механизмов. Природа, создав эмоции, дала человеку возможность учиться целесообразному поведению. Такой долгий, по сравнению с другими живыми существами, подростковый период у людей – дань необходимости сформировать у человека представление о том, что в этом мире есть признаки «хорошего» и что есть признаки «плохого». Эти признаки становятся признаками эмоций, которые влияют на наше состояние «хорошо – плохо». То есть молодость, здоровье, атлетическая фигура мужчин, благоприятная мимика симпатичны нам исключительно потому, что мы в процессе обучения научились различать соответствующие признаки и связали их с той ценностью, которая за ними стоит.

То, насколько та или иная эмоция влияет на нас, определяется, с одной стороны, степенью корреляции стоящего за ней обобщения с состоянием «хорошо – плохо», а с другой стороны — силой тех переживаний, что ее сформировали. Из этого следует, что воздействие красоты тем сильнее, чем большую значимость для нас имеет то, к чему она относится. Так как мы живем в окружении других людей, и наше состояние во многом зависит от отношений с ними, то не удивительно, что человеческая красота влияет на нас особенно сильно. Сейчас мы попробуем разобраться, в чем секрет этого влияния. Для этого условно разобьем пространство признаков человеческой красоты на три группы:

• Понятные признаки. Об этих признаках мы можем сказать, что они нам говорят, и относительно них мы понимаем, что нам нравится, что не нравится.
• Признаки сексуальности. Это признаки, которые не только доставляют нам удовольствие, но и связаны у нас с возможным сексуальным возбуждением.
• «Загадочные» признаки. Это такие признаки, про которые мы не можем сказать, какое свойство за ними стоит, и которые нам просто нравятся или не нравятся. При этом мы, как правило, даже не можем сформулировать, в чем конкретно эти признаки выражены.

Можно ли «поверить алгеброй гармонию»? Этот вопрос означает: можно ли сформулировать систему правил, которая позволит без участия человека как эксперта, например на компьютере, повторить восприятие и сотворение красоты? Из нашей теории следует, что, конечно, можно. Тот, кто следил за ходом повествования, скорее всего, уже представляет, как это сделать. Сейчас хотелось бы акцентироваться на другом. Почему, говоря о поиске законов красоты, говорят о гармонии? Чем гармония отличается от красоты? Ведь если в языке существуют два разных слова, то значит, в стоящих за ними обобщениях есть некая разница. В Большой советской энциклопедии дается следующее определение: «Гармония — соразмерность частей и целого, слияние различных компонентов объекта в единое органическое целое. В гармонии получают внешнее выявление внутренняя упорядоченность и мера бытия». «Мера бытия» — звучит красиво и загадочно. Определение, надо сказать, совершенно бесполезное, но в нем видна та зацепка, которая выделяет гармонию внутри красоты. Мы называем гармоничным то красивое, где видим следы хоть какой-нибудь закономерности. Мы относим к гармонии, например:

• Звучание нескольких звуков, частоты которых связаны определенной пропорцией.
• Образы, в которых есть хоть какая-то симметрия.
• Соотношения размеров, подчиненных некому правилу, например золотому сечению.

И если красота для нас — это все хорошее, но непонятное, то гармоничное — это такое красивое, где есть хоть какой-то намек на систему. При этом мы знаем, что закономерность, которая эту систему определяет, не имеет обратной силы, то есть далеко не все, что подчиняется этой закономерности, воспринимается как красивое. Но наличие хоть какой-то зацепки для объяснения выделяет для нас этот класс явлений в отдельное обобщение.

Так что же такое гармония? Приобретая опыт, мы связываем самые различные признаки с тем, какое при этом испытываем состояние. Если какой-то признак коррелирует с одним из состояний «хорошо» или «плохо», то этот признак начинает сам вызывать соответствующее состояние, то есть становится привлекательным или непривлекательным. Это общий путь формирования эмоций. Но на этом пути неизбежно формируются два очень интересных глобальных обобщения, имеющих эмоциональную окраску:

• Обобщение правильности.
• Обобщение пользы.

Гармония правильности

Опыт, который получает любой человек, говорит, что когда явления протекают так, как должно быть, – это нормально, а вот отклонение от нормы — чаще всего ни к чему хорошему не ведет. «Как должно быть» – означает соответствие определенному усреднению, свойственному тому классу явлений, к которому «как должно быть» применяется. Если мы проанализируем собственный жизненный опыт, то легко обнаружим, что большая часть наших неприятностей действительно связана с нарушением привычного хода вещей. В шуме двигателя появился новый звук, жена стала чуть позже возвращаться, сосед начал отводить глаза, директор впервые собрал всех и сказал, что поводов для волнения нет. Правда, и многое хорошее тоже связано с нарушением привычного уклада, но статистика говорит, что неприятности все же более вероятны. Судебный пристав на пороге скорее к напоминанию о долгах, чем к известию о внезапном наследстве.

Сидит программист глубоко в отладке.

Подходит сынишка:

— Папа, почему солнышко каждый день встает на востоке, а садится на западе?

— Ты это проверял?

— Проверял.

— Хорошо проверял?

— Хорошо.

— Работает?

— Работает.

— Каждый день работает?

— Да, каждый день.

— Тогда ради бога, сынок, ничего не трогай, ничего не меняй!!!

Опыт формирует обобщение «соответствие норме» и наделяет его эмоциональной окраской. Сформировавшись, это обобщение начинает оценивать все явления, для которых у нас есть опыт того «как должно быть». Эта оценка появляется независимо от того, имеет ли это целесообразность для конкретного типа ситуаций. Это означает, что мы испытываем эмоции и там, где отсутствие гармонии правильности указывает нам на потенциально «опасные» ситуации, и там, где это никак не связано с последствиями, которые могут нас огорчить. В силу особенностей своего формирования, гармония правильности влияет на состояние не столько удовольствием от ее соблюдения, сколько неудовольствием при нарушении.

В каждом классе явлений отклонение от среднего воспринимается нами как нарушение гармонии. Но надо иметь в виду, что отклонение может быть связано и с наличием положительных качеств, оценка которых может компенсировать выпадение из гармонии. Кроме того, оценка отклонения зависит от того, к какому классу явлений мы относим текущий случай. Например, слишком высокий рост у человека воспринимается как недостаток, но если это баскетболист, то отношение к росту резко меняется. Аналогично, такой недостаток, как излишняя полнота, не воспринимается негативно ни у поваров, ни у борцов сумо.

Симметрия. Многое, что относится к гармонии правильности, связано с симметрией. Так как для многих явлений свойственно соблюдение определенного вида симметрии, то ее нарушение воспринимается как отклонение от нормы и, соответственно, как отсутствие гармонии. Например, практически все живые существа симметричны, в связи с этим несимметричность воспринимается нами как «плохой» признак. Но если нарушение симметрии — норма, то это уже не раздражает нас. Так, сабля на боку кавалериста воспринимается нами совершенно гармонично.

Так как симметрия – это очень наглядная закономерность, а гармония — это то красивое, что связано с наличием какой-либо системы, то неудивительно, что мы воспринимаем симметрию как один из основных признаков гармонии.

Гармонично – это не то, что просто симметрично, а то, что «как у всех»

Гармония хаоса. Отсутствие системы – тоже система. Мы можем находить закономерность не только в упорядоченности, но и в характере распределения случайного. Поэтому мы относим многие образы к гармонии даже при кажущемся полном отсутствии закономерности.

Иван Айвазовский. «Хаос» («Сотворение мира»)

Когда мы воспринимаем что-либо как «гармонию хаоса», то в этом присутствуют два мотива. Во-первых, мы находим определенную систему в характере распределения случайных признаков, что, собственно, позволяет нам отнести это к гармонии. А во-вторых, степень гармоничности оцениваемого объекта определяется соответствием среднему, то есть характер случайного распределения должен быть такой же, какой свойственен этому классу явлений.

Когда в абстрактной живописи наш мозг улавливает определенные закономерности — как закономерности форм, так и закономерности случайного распределения, — то мы с удивлением признаем, что вполне можем отнести это к гармонии.

Василий Кандинский. Изображение с зеленым центром

Гармония пользы

Когда мы берем в руки палку, мы очень быстро понимаем, удобна ли она для тех задач, что нам предстоит решить. Слишком длинная палка неудобна, так как тяжела, неточна при манипуляциях и может не соответствовать размерам доступного пространства. Слишком короткая палка не позволяет комфортно добраться до цели. Выясняется, что для каждой задачи существует оптимальный размер палки. С жизненным опытом приходит способность в каждой ситуации оценивать, насколько удобен предмет или комфортно явление для решения стоящих перед нами задач. Обобщение, объединяющее все подобного рода оценки, — это обобщение пользы (удобства, функциональности). Удобные сущности – это те, взаимодействие с которыми несет нам положительное состояние, неудобные – которые вызывают недовольство. Вся наша жизнь пронизана множеством признаков, которые соответствуют явлениям удобным и неудобным. Опыт, который мы приобретаем, заставляет нас эмоционально реагировать на эти признаки. Так как для многих признаков достаточно легко найти качественное объяснение того, отчего они нам нравятся или не нравятся, то мы относим эти проявления красоты к гармонии. Необъяснимость, свойственная красоте, остается в количественной оценке. Понимая, что что-то нам нравится в целом, мы не можем угнаться за мозгом, который способен неосознанно оценить количественную степень удобства.

Например, мы все имеем жизненный опыт того, как сопротивление воздуха зависит от формы предметов. Поэтому для всего того, что должно быстро перемещаться в атмосфере, гармоничной нами воспринимается форма обтекаемая. Чем больше наш опыт в этой области, тем точнее мозг оценивает нюансы очертаний. И совершенно не случайно авиаконструкторы говорят, что некрасивый самолет не полетит. Они не шутят, они констатируют.

Миг-29 – фантастически красив

Представление людей о красоте самолетов определяется их видимой функциональностью и аэродинамикой очертаний. То есть тот самолет красив, что совершенен. Но не заложенное от природы знание «правильных» форм определяет наше представление о совершенстве и, соответственно, о красоте, а обобщение опыта того, как выглядит все то, что восхищает нас своей работой.

Гармония пользы поддается непосредственному математическому расчету. Оптимальные аэродинамические формы, рассчитанные на компьютере, воспринимаются нами как красивые, так как идеально соответствуют нашему опыту.

Четные числа в английском языке называются словом even. В значении прилагательного even используется как: ровный, четный, равномерный, равный, гладкий, одинаковый, уравновешенный, целый, на одном уровне, однообразный, справедливый, сходный, тот же самый, беспристрастный, монотонный, размеренный.

Нечетные числа – odd. Прилагательное odd: нечетный, странный, лишний, необычный, случайный, непарный, чудной, разрозненный, эксцентричный, свободный, добавочный, незанятый, остающийся.

Русское чет – нечет, можно толковать как «правильный счет – неправильный счет». Близкие к словам чет и четный слова – зачетный, четкий, несущие нагрузку «правильный».

К чему такое филологическое изыскание? А к тому, что четные числа удобнее нечетных. Четное количество предметов можно поделить пополам, а нечетное нельзя. В свете того, о чем мы говорили, не удивительно, что четность – это признак гармоничности. Но удивительно, хотя и полностью соответствует нашей теории, то, что я давно заметил на себе. Я стараюсь так выставлять громкость на любой аппаратуре, чтобы ей соответствовало четное число, даже если разница на слух будет незаметна.

Сочетание эмоций

Эмоции, как деньги, тоже «не пахнут». Состояние «хорошо – плохо» ничего не говорит об эмоциях, которые его вызвали. Когда переживания достаточно сильны, мы, как правило, можем связать наше состояние с причиной и понять, какая эмоция задает тон. Но все становится сложнее, если эмоции слабы и многочисленны. Любая самая привычная ситуация содержит в себе множество оценок. Эти оценки создают общее состояние комфорта или дискомфорта. За такой суммарной оценкой мы обычно даже не пытаемся анализировать отдельные эмоций. Когда мы говорим об уютном помещении, мы не отдаем себе отчета в том, что наше восприятие уюта определяется совокупностью страхов и предвкушений, созданных всеми деталями обстановки. Когда мы говорим об общей гармоничности или негармоничности происходящего, мы всегда имеем дело с одновременной оценкой множества разнообразных признаков.

Рисунок 31. «Живой» порядок

Даже самый простой интерьер (рисунок 31) содержит массу оценок, создающих общее впечатление. Например:

• Ровные поверхности – следствие опыта:

  — ровное удобнее;

  — ровное – признак качества;

  — быть ровным – норма для поверхностей многих предметов.

• Прямые углы стыковки стен – следствие опыта:

  — надежности таких конструкций;

  — нормы для помещений;

  — удобства горизонтального, а не наклонного пола;

  — удобства вертикальных стен при расстановке и развешивании предметов.

• Размеры помещения – следствие опыта:

  — удобства размещения мебели;

  — удобства перемещений для человека;

  — возможности контроля над пространством.

• Высота кровати, ее мягкость, наличие подушек, наличие и форма спинки – следствие опыта удобства отдыха.

Этот перечень можно продолжать долго, перечисляя все детали, так как среди них нет случайных, весь рукотворный интерьер соткан из признаков нам не безразличных.

Интересно обратить внимание на порядок, царящий на изображении. Для человека порядок предпочтительнее бардака. Это естественно, так как огромный опыт говорит о том, что порядок удобнее беспорядка во всех отношениях (удобнее ходить, проще искать, сохраннее вещи и т. д.). Но в норме обычно присутствуют легкие нарушения порядка: брошенный журнал, неровно стоящие тапочки, развернутая фотография на тумбочке. Эти небрежности нарушают гармонию пользы, но нарушают ее несильно (тапочки на правильном месте, а не в углу). Но с другой стороны — эти же детали создают гармонию правильности, так как приводят помещение к норме. Хорошо известно, что идеальный порядок делает помещение «нежилым» и неуютным.

Мировая гармония

Есть «магический эффект». Когда фокусник не объясняет изнанки фокуса, а мы сами не можем сообразить, в чем подвох, то мы готовы поверить в чудо. Так и с гармонией. Если не представлять, как опыт формирует наше эмоциональное отношение к миру, то невольно, наблюдая готовый результат, хочется отнести гармонию к чуду природы. Очень многие рассматривают гармонию не просто как систему наших оценок, а как фундаментальный закон мироздания.

Мы способны видеть гармонию во всем, что нас окружает. Этот простой факт порождает следующее «классическое» рассуждение. То, что мы видим, слышим и вообще воспринимаем, есть влияние на нас объективно существующего внешнего мира. Что-то, что есть вне нас, заставляет наше восприятие реагировать на его присутствие. Так как мы реагируем на гармонию, значит, есть некая свойственная объективному миру сущность, которая и воздействует на нас. Скорее всего, эта сущность отражает глобальные законы физического мира. В процессе эволюции человек приобрел разум как орган чувств, способный воспринимать мировую гармонию. Эта врожденная способность позволяет ему ориентироваться в этом мире, «чувствовать» его законы и правила, строить свое поведение в соответствии с этими законами.

В той или иной форме это рассуждение можно встретить практически во все философских концепциях. Из него, кроме прочего, проистекает объяснение сути математики. Поскольку человек способен чувствовать законы мировой гармонии, то он создал математику как абстрактную систему, подчиняющуюся тем же законам. Поскольку в основу математики легли те же сущности, что свойственны природе, то оказалось, что природа подчиняется математическим законам и может быть описана языком математики. При этом математические законы – это, по сути, и есть отражение мировой гармонии.

Платон

Платон выражал идею о мировой гармонии в учении об идеальном мире идей. Он проводил резкое различие между миром вещей и миром идей. Тела и отношения в материальном мире несовершенны, преходящи и тленны, но существует другой, идеальный мир, в котором истины абсолютны и неизменны. Именно эти истины надлежит рассматривать философу. О физическом же мире мы можем иметь только мнения. Видимый, чувственный мир не более чем смутная, расплывчатая реализация идеального мира. Непреходящее знание может быть получено только относительно чистых идеальных форм. Платон утверждал, что реальность и рациональность физического мира могут быть постигнуты только с помощью математики идеального мира. То, что идеальный мир устроен на математических началах, не вызывало сомнений. Плутарх приводит знаменитое изречение Платона: «Бог всегда является геометром». Платон говорил, что «знание, к которому стремятся геометры, есть знание вечного, а не того, что тленно и преходяще».

Ошибка в рассуждения о мировой гармонии закралась в самое их начало. Это все та же ошибка, которая свойственна «классическому» объяснению эмоций, которое особо не различает врожденные оценки ощущений и приобретаемые при жизни эмоции. Из генетической связи ощущений с объективными физическими сущностями нельзя делать вывод об аналогичной связи относительно эмоции. Если мы видим слона и можем его потрогать, значит, слон есть, но из того, что мы боимся дьявола, нельзя сделать вывод, что дьявол существует. Не стоит обожествлять гармонию как универсальный закон мироздания. Гармония – это не законы природы, а особенность нашего восприятия мира. Причем особенность не врожденная, а приобретаемая каждым самостоятельно в течение всей его жизни. Стремление человека к гармонии не Божественный промысел, а следствие свойственной мозгу эмоциональной организации. За этим стремлением не стоит высшая цель — достижение идеальной гармонии. Это стремление – только изобретенный эволюцией способ повысить наши шансы на успех в битве за оптимизацию состояния «хорошо – плохо».

Древнегреческий философ Филолай говорил: «Все происходит по необходимости и согласно с гармонией». Трудно с этим не согласиться. Но важно, какие выводы сделать дальше. Можно, как Платон, рассудить, что гармония – это объективный мир идеальных законов природы, который нам дано воспринимать. А можно, как мы, рассудить, что физические законы формируют окружающий мир и, соответственно, через это влияют на формирование наших эмоций. И когда мы видим гармонию в проявлении этих законов, в этом нет ничего странного, именно так и должно быть, ведь эти законы и создали наше представление о гармонии. Но если бы в нашей Вселенной были другие законы, то и они казались бы нам гармоничными.

Итак, есть удовольствие, которое нам несет красота. Есть огромный спектр того, в чем мы эту красоту видим. Есть обоснованные подозрения, что красота указывает нам на признаки, которым стоит отдавать предпочтение. Есть озадачивающее понимание, что за многими признаками не видно того, какую пользу они сулят. И есть устоявшееся мнение, что способность воспринимать красоту «прошита» в нас генетически.

Когда существующая теория никак не может дать удовлетворительных объяснений, приходится ставить под сомнение ее основные постулаты. То, в чем на этот раз притаился подвох, — это, конечно, предположение о наследовании восприятия красоты. Восприятие красоты – это набор разнообразных эмоций. То, что кажется нам красивым, просто вызывает у нас состояние «хорошо». Эмоции генетически не предопределены. Значит, представление о красоте не наследуется, а формируется. Вот такое простое рассуждение неизбежно следует из нашей теории.

Путь формирования красоты точно такой же, как и у всех остальных эмоций. Если что-то доставляет нам удовольствие, то все признаки, составляющие это событие, запоминаются как «хорошие» и сами впоследствии начинают вызывать состояние «хорошо». Аналогично с неудовольствием и «плохо». Статистическое обобщение этих признаков позволяет памяти формировать эмоциональную оценку для всех встречающихся образов. Анализируя, мы можем объяснить причины, вызывающие многие из эмоций. Когда же положительные эмоции не находят простого объяснения, мы называем это красотой. Красота как явление – следствие потери простоты объяснения для производных эмоций, когда определенные признаки доставляют нам удовольствие, сохраняя с исходными оценками статистическую, но не причинно-следственную связь. Красота озадачивает тем, что доставляет нам удовольствие в ситуациях, не несущих никакого определенного смысла.

Получается, что все, что связанно с красотой, определяется жизненным опытом, и для каждой формы красоты, при желании, можно проследить и то, какие признаки ее определяют, и то, как она сформировалась. Далее мы попробуем разобрать самые значимые проявления красоты, чтобы, с одной стороны, показать, как просто и изящно наша теория отвечает на эти «извечные вопросы», а с другой стороны — подразумевая, что каждое объяснение – это еще одно доказательство правильности исходной концепции.

После того как эволюционная теория устоялась в умах ученых, объяснения всех свойств людей и животных стали строится исходя из их целесообразности в рамках естественного отбора. Естественно, что под это попали и все проявления красоты. И тут возникло вполне естественное утверждение, которое многим показалось неоспоримым. Вот оно: человек по ходу эволюции научился узнавать полезные в разных отношениях свойства окружающего мира и других людей, и эти свойства стали восприниматься им как красивые, что соответствующим образом отразилось на его поведении, создав «стремление к прекрасному». Назовем это утверждение «генетическим знанием красоты».

Иван Ефремов

В «Лезвии бритвы» Иван Ефремов ярко, четко и красиво доказывал приведенную выше идею. Он писал: «Красота существует как объективная реальность, а не создается в мыслях и чувствах человека». Вот так! Ясно и категорично.

Есть ставший абсолютным хрестоматийным пример целесообразности красоты, он касается привлекательности широких женских бедер. Относительно него у Ефремова:

«…чтобы нанести наименьшие повреждения мозгу ребенка, так же как и для того, чтобы выносить его в наилучшем состоянии, мать должна быть широкобедрой». И далее:

«Так, в инстинктивном понимании красоты запечатлелось это требование продолжения рода, слившееся, разумеется, с эротическим восприятием подруги, которая сильна и не будет искалечена первыми же родами, которая даст потомство победителей темного необозримого царства зверей, как море — окружавшего наших предков. И что бы там ни говорили законодатели мод и выдумщики всяческих оригинальностей, когда вам, художникам, надо написать образ женщины-обольстительницы, покорительницы мужчин, в серьезном или шутливом, бидструповском оформлении, — кого же вы рисуете, как не крутобедрую, высокогрудую женщину с осиной талией? Заметим кстати, что тонкая, гибкая талия есть анатомическая компенсация широких бедер для подвижности и гибкости всего тела».

Достаточно легко найти неопровержимые подтверждения того, что генетическое знание «прекрасного» действительно существует и является результатом естественного отбора. Например, мы рождаемся со способностью различать и оценивать вкус пищи. Некоторая пища кажется нам вкусной, некоторая — нет. Языковые рецепторы чувствительны к различным химическим соединениям. Сочетания сигналов с этих рецепторов формируют ощущения, связанные со вкусом еды. Теперь вспомним о естественном отборе и представим себе нашего далекого предка. Допустим, случайная мутация приводила к тому, что некий вкус воспринимался как «хороший», съедобный. Если это был вкус того, что действительно годилось в пищу, то его рацион обогащался еще одним блюдом, и он получал конкурентное преимущество. Если же это был вкус чего-то ядовитого, то долго такой предок не жил, да и нашим предком не становился. Таким несложным методом естественный отбор создал вкусовые ощущения — инструмент, который позволяет нам отличать пищу пригодную и полезную от того, что в рот брать не стоит.

Есть положительные ощущения, являющиеся следствием естественного отбора. Отталкиваясь от этого совершенно справедливого утверждения, кажется вполне уместным сделать вывод, что и восприятие красоты имеет наследственный характер, что представление о том, к чему полезно стремиться, «прошито» у нас на генетическом уровне. Тем более что за очень многими формами красоты несложно разглядеть ту целесообразность, которую они привносят в поведение. Это рассуждение кажется настолько простым и правдоподобным, что я сам долгое время был под гипнозом этой идеи. И как все, попавшие под очарование ее логичности, подавлял в себе ужасную мысль о том, что красота настолько многообразна, что закодировать в геном придется практически весь окружающий мир. Более того, вызывает естественное недоумение тот факт, что наш мозг в состоянии оценивать красоту, например, далеких галактик, хотя уж с этим он никак не мог столкнуться в процессе естественного отбора.

Галактика Сомбреро — 28 миллионов световых лет от Земли — была признана лучшим снимком, сделанным на телескопе «Хаббл»

Конечно, можно объяснить себе, что далекие галактики просто похожи на что-то земное, чему есть место в нашей генетической памяти, но от этого объяснения наверняка останется ощущение, что оно «не от хорошей жизни», а за неимением лучшего.

Половой отбор

«Один только взгляд на павлиньи перья делает меня больным», — писал Чарльз Дарвин в 1860 году. Огромный, цветистый и совершенно бесполезный, на первый взгляд, хвост павлина никак не укладывался в теорию естественного отбора.

Перед Дарвином встала задача объяснить, как в процессе эволюции могут появиться признаки не просто бесполезные, а даже очевидно затрудняющие жизнь. Дарвин обратил внимание, что такие «бесполезности» всегда связаны с половыми различиями. То есть самцы и самки различаются — это называется половым диморфизмом (рисунок 30), но многое в этих различиях не несет никакой видимой целесообразности.

Рисунок 30. Иллюстрация из книги Чарльза Дарвина «Происхождение человека и половой отбор», демонстрирующая половой диморфизм

Исходя из этого, Дарвин сформулировал идею полового отбора. Он предположил, что ряд признаков связан не непосредственно с выживанием, а с эффективным поиском полового партнера. И что ради этого природа может даже несколько осложнить выживание индивида. То есть яркая, демаскирующая окраска птиц, неудобные и бесполезные ветвистые рога у оленя, грива у льва — все это признаки, не несущие выгоды в приспособлении к среде, а только играющие роль в привлечении противоположного пола.

Соответственно, когда случайно возникают характерные признаки пола и формируется восприятие их противоположным полом как привлекательных, то начинается эволюция этих признаков, которая приводит к их усилению. Как само собой разумеющееся полагалось, что восприятие половых различий передается по наследству. «Генетическое знание красоты» показалось всем настолько очевидным применительно к идее полового отбора, что надолго определило классическое представление.

Для начала мы должны повторить мысль, идущую через всю книгу: все, что связано с переживаниями человека, описывается в терминах эмоций и имеет рациональный характер. Не исключение и красота. То есть, следуя нашей логике, красота — это некие положительные эмоции, за которыми стоят вполне объяснимые механизмы, вызывающие их. Но перед тем, как ответить на вопрос, что же это за эмоции, необходимо понять, что стоит за самим словом «красота», какой смысл мы вкладываем в него.

Все названные эмоции связаны со своими обобщениями. В процессе экспликации знаний обобщениям сопоставляются слова языка. Главное обобщение, объединяющее все явления, способные вызвать положительное изменение эмоционального состояния, — обобщение «хорошо». Многие явления, входящие в понятие «хорошо», имеют собственные названия. Например: вкусно, уютно, тепло, интересно, весело и т. д. Собственные имена получило то, что легко связать с вызвавшей их причиной и отличить от других проявлений «хорошо». Там, где причина не столь очевидна, возник универсальный термин – «красиво». Красота – это слово, связанное с обобщением, которое объединяет явления, вызывающие у нас удовольствие, но не имеющие собственного короткого названия. Термин «красота» вобрал в себя все «хорошее», чему не нашлось объяснения на этапе словообразования и что не получило собственного имени.

Поскольку за всеми частными названиями удовольствий стоит обобщение «хорошо», то мы легко можем использовать их в переносном смысле. Так, мы можем сказать: «вкусная музыка» или «интересный вкус». Так же к любому явлению, вызвавшему у нас положительную эмоцию, мы можем применить эпитет «красиво», и он подойдет по смыслу. Но наиболее точно слово «красиво» ложится именно на явления неочевидные, когда удовольствие налицо, а конкретная причина не очень понятна. Например:

• красивая женщина
• красивая вещь
• красивый пейзаж
• красивая фраза
• красивый поступок
• красивая идея
• красивая формула
• красивое решение

То, что внешне эти проявления красоты такие разные, надо сказать, сильно озадачивало людей во все времена. С одной стороны, им была очевидна некая родственность всего того, что связанно с красотой. С другой стороны никак не удавалось ухватить универсальную закономерность, которой подчинялось бы все красивое. А красота, как специально издеваясь над человеком, представала в самых неожиданных формах и возникала везде, куда человек мог дотянуться. Это послужило поводом для обожествления «красоты». А что еще оставалось? Поскольку объединяющего свойства так и не нашлось, пришлось объявить единую ускользающую сущность божественной и непостижимой.

Поднимается цунами над скорлупками квартир.

Так, разделываясь с нами, красота спасает мир.

Евгений Лукин