После того как эволюционная теория устоялась в умах ученых, объяснения всех свойств людей и животных стали строится исходя из их целесообразности в рамках естественного отбора. Естественно, что под это попали и все проявления красоты. И тут возникло вполне естественное утверждение, которое многим показалось неоспоримым. Вот оно: человек по ходу эволюции научился узнавать полезные в разных отношениях свойства окружающего мира и других людей, и эти свойства стали восприниматься им как красивые, что соответствующим образом отразилось на его поведении, создав «стремление к прекрасному». Назовем это утверждение «генетическим знанием красоты».
Иван Ефремов
В «Лезвии бритвы» Иван Ефремов ярко, четко и красиво доказывал приведенную выше идею. Он писал: «Красота существует как объективная реальность, а не создается в мыслях и чувствах человека». Вот так! Ясно и категорично.
Есть ставший абсолютным хрестоматийным пример целесообразности красоты, он касается привлекательности широких женских бедер. Относительно него у Ефремова:
«…чтобы нанести наименьшие повреждения мозгу ребенка, так же как и для того, чтобы выносить его в наилучшем состоянии, мать должна быть широкобедрой». И далее:
«Так, в инстинктивном понимании красоты запечатлелось это требование продолжения рода, слившееся, разумеется, с эротическим восприятием подруги, которая сильна и не будет искалечена первыми же родами, которая даст потомство победителей темного необозримого царства зверей, как море — окружавшего наших предков. И что бы там ни говорили законодатели мод и выдумщики всяческих оригинальностей, когда вам, художникам, надо написать образ женщины-обольстительницы, покорительницы мужчин, в серьезном или шутливом, бидструповском оформлении, — кого же вы рисуете, как не крутобедрую, высокогрудую женщину с осиной талией? Заметим кстати, что тонкая, гибкая талия есть анатомическая компенсация широких бедер для подвижности и гибкости всего тела».
Достаточно легко найти неопровержимые подтверждения того, что генетическое знание «прекрасного» действительно существует и является результатом естественного отбора. Например, мы рождаемся со способностью различать и оценивать вкус пищи. Некоторая пища кажется нам вкусной, некоторая — нет. Языковые рецепторы чувствительны к различным химическим соединениям. Сочетания сигналов с этих рецепторов формируют ощущения, связанные со вкусом еды. Теперь вспомним о естественном отборе и представим себе нашего далекого предка. Допустим, случайная мутация приводила к тому, что некий вкус воспринимался как «хороший», съедобный. Если это был вкус того, что действительно годилось в пищу, то его рацион обогащался еще одним блюдом, и он получал конкурентное преимущество. Если же это был вкус чего-то ядовитого, то долго такой предок не жил, да и нашим предком не становился. Таким несложным методом естественный отбор создал вкусовые ощущения — инструмент, который позволяет нам отличать пищу пригодную и полезную от того, что в рот брать не стоит.
Есть положительные ощущения, являющиеся следствием естественного отбора. Отталкиваясь от этого совершенно справедливого утверждения, кажется вполне уместным сделать вывод, что и восприятие красоты имеет наследственный характер, что представление о том, к чему полезно стремиться, «прошито» у нас на генетическом уровне. Тем более что за очень многими формами красоты несложно разглядеть ту целесообразность, которую они привносят в поведение. Это рассуждение кажется настолько простым и правдоподобным, что я сам долгое время был под гипнозом этой идеи. И как все, попавшие под очарование ее логичности, подавлял в себе ужасную мысль о том, что красота настолько многообразна, что закодировать в геном придется практически весь окружающий мир. Более того, вызывает естественное недоумение тот факт, что наш мозг в состоянии оценивать красоту, например, далеких галактик, хотя уж с этим он никак не мог столкнуться в процессе естественного отбора.
Галактика Сомбреро — 28 миллионов световых лет от Земли — была признана лучшим снимком, сделанным на телескопе «Хаббл»
Конечно, можно объяснить себе, что далекие галактики просто похожи на что-то земное, чему есть место в нашей генетической памяти, но от этого объяснения наверняка останется ощущение, что оно «не от хорошей жизни», а за неимением лучшего.
Половой отбор
«Один только взгляд на павлиньи перья делает меня больным», — писал Чарльз Дарвин в 1860 году. Огромный, цветистый и совершенно бесполезный, на первый взгляд, хвост павлина никак не укладывался в теорию естественного отбора.
Перед Дарвином встала задача объяснить, как в процессе эволюции могут появиться признаки не просто бесполезные, а даже очевидно затрудняющие жизнь. Дарвин обратил внимание, что такие «бесполезности» всегда связаны с половыми различиями. То есть самцы и самки различаются — это называется половым диморфизмом (рисунок 30), но многое в этих различиях не несет никакой видимой целесообразности.
Рисунок 30. Иллюстрация из книги Чарльза Дарвина «Происхождение человека и половой отбор», демонстрирующая половой диморфизм
Исходя из этого, Дарвин сформулировал идею полового отбора. Он предположил, что ряд признаков связан не непосредственно с выживанием, а с эффективным поиском полового партнера. И что ради этого природа может даже несколько осложнить выживание индивида. То есть яркая, демаскирующая окраска птиц, неудобные и бесполезные ветвистые рога у оленя, грива у льва — все это признаки, не несущие выгоды в приспособлении к среде, а только играющие роль в привлечении противоположного пола.
Соответственно, когда случайно возникают характерные признаки пола и формируется восприятие их противоположным полом как привлекательных, то начинается эволюция этих признаков, которая приводит к их усилению. Как само собой разумеющееся полагалось, что восприятие половых различий передается по наследству. «Генетическое знание красоты» показалось всем настолько очевидным применительно к идее полового отбора, что надолго определило классическое представление.